Его удар был быстрым, как молния. Константен шумно врезался в пристенный шкаф, круша и раскидывая бутылочки с маслами. По комнате поплыл приятный аромат.
— Вставай, ты еще и не начинал показывать, что умеешь, — дружелюбно кивнул ему гламфеллен.
— Что же ты сразу не сказал, что монах? — дварф без проблем перешел на «ты», осторожно вставая и занимая боевую позицию.
— Не сдерживайся, будь добр, — эльф не обратил внимание на его вопрос, — иначе как мне еще понять, чего ты стоишь в бою?
— Сам напросился, — хищно ухмыльнувшись, дварф неожиданно взревел раненным носорогом, и стартанул в направлении эльфа. Его поллэкс вспорол воздух с неожиданной скоростью и силой.
Кьелл легко уклонился, потом вынужденно уклонился снова — поменяв направление движения оружия, дварф попытался достать его подтоком[2]. Он атаковал снова и снова, неутомимый и быстрый, словно только набираясь сил с каждым взмахом своего тяжелого оружия. Они протанцевали какое-то время, так и не задев друг друга ни разу — Кьелл не атаковал, а Константен не мог попасть по верткому эльфу. Снова дико взревев, дварф раскрутил свое оружие и ринулся на Кьелла, пытаясь достать его широкими махами. Это ему удалось. Вернее сказать, Кьелл позволил ему это сделать.
— Отлично, отлично, — удовлетворенно скалясь, гламфеллен двумя пальцами удерживал изогнутое лезвие поллэкса совсем рядом со своим лицом. Лицо Константена избороздила запоздалая опаска — в конце он явно «не сдерживался» на отлично, и его последний удар не оставил бы от кого другого и мокрого места.
— Есть техника, некая боевая школа присутствует, как и необычные навыки. Эти твои крики — способ концентрации, да? Так и знал, что в мирном массажисте кроется тайна, еще и кровавая, судя по твоему умению обращаться с этой штукой, — он отпустил поллэкс, довольно улыбаясь. — Поздравляю, ты принят. Собирай вещи и перебирайся на безымянную джонку у третьего пирса. Скажи дварфу Беодулу, что ты в личном отряде капитана, он покажет тебе твой угол.
— Здорово, — боевая злость покидала Константена с тяжелым дыханием. — Мне называть тебя «капитан»?
— Капитан, Кьелл, Видящий, как тебе будет удобно, — отмахнулся гламфеллен. — Хоть «бронированный броненосец». Хотя последнего не надо, конечно.
— Отлично, капитан, — на лицо дварфа вернулась добродушная улыбка. — Я пойду собираться.
— Бывай, — кивнул ему Кьелл, и повернулся к двери.
Он подобрал этого тоскующего о приключениях типа больше из жалости, чем нужды, но не жалел об этом.
«В конце концов, меня не хватит для абсолютно всех боевых задач,” думал он, двигаясь мимо комнаты с дочерью Магран и ее игрушками. «А этот Костя балластом не будет. Неплохо так просадил мои резервы ци последним ударом.»
Позже, поговорив, наконец, с куртизанкой Аэналис и выяснив все, что она знала об Освальде, он двинулся в обратный путь по освещенным редкими фонарями улицам Королевской Бухты.
«В душ, и спать,” подумал он устало. «Благо, вода у пирсов чистая-чистая, аж странно.»
Примечания
[1] «Матросская болезнь» — сифилис. Как раз-таки из-за посещения матросами дам легкого поведения.
[2] Подток — небольшой наконечник на нижнем конце древкового оружия.
Глава 8. Орхидея
Некетака, Королевская Бухта
Проснувшись поутру, Кьелл застал на палубе Эдера с удочкой, свесившего ноги с фальшборта.
— Клюет? — риторически осведомился эльф, глядя на пустое ведро рядом с дирвудцем. Он уселся рядом, больно уж удобно устроившимся выглядел приятель.
— Это, скорее, для расслабления, — неторопливо ответил блондин. — В бухте разве что раки донные не распуганы еще.
— Угу. Познакомился с Константеном? — Эдер кивнул.
— Где ты его откопал?
— В борделе массажистом работал, — гламфеллен задумчиво оглядел розовеющие в восходящем солнце черепичные крыши города. — Кто от такой судьбы не сбежит?
— Сделал там все свои дела? — похоже, с хмелем из дирвудца выветрилось желание пошло шутить — в его голосе присутствовал только легкий интерес.
— Сделал. Свидетели опрошены, примерное местонахождение цели установлено, — Кьелл ухмыльнулся. — Прикинь, я там самую настоящую огненную шлюху видел. Без дураков.
Блондин неожиданно захохотал, хлопая по коленям, и едва не свалившись в воды бухты.
— Жаль, Стоик не с нами, — отсмеявшись, заметил он. — Его мечты стали бы реальностью.
— Вот ни разу не жаль, — скривился гламфеллен. — Сам не знаю, как я этого злоязыкого девианта так долго терпел. Пусть сидит в Дирвуде, там он на своём месте. Хотя, — он хмыкнул, — та дамочка бы вполне ему подошла. Она из тех, что любят плети и связывание, — пояснил он.
— Тем более, его мечты воплотились бы даже в лучшем виде, чем он ожидал, — улыбаясь, Эдер аккуратно пристроил удочку на фальшборт. — Они бы устраивали службы Магран день и ночь, с самыми разнообразными испытаниями друг для друга. Может, наш жрец бы наконец остепенился, прекратил через слово поминать шлюх и мужские причиндалы, и задумался бы о детях. Злобных, уродливых, и пышущих огнем, — дирвудец почесал бороду. — Хотя, ты прав. Дедфайр не готов к такому.
— Вот-вот, — гламфеллен поднялся. — Сматывай удочки, и собирайся. Пойдем, посетим королевский дворец, пока впечатления от моего представления в доках не выветрились.
Через несколько часов, вволю набродившись запутанными улочками Некетаки, Кьелл и его отряд стояли перед дворцом Каханга — высоким и массивным зданием, слегка напомнившим эльфу ацтекскую пирамиду. Стражник на входе, приняв на хранение саблю Эдера, поллэкс Константена, и магические принадлежности Алота, беспрепятственно впустил их, пробормотав что-то об «очередных чужеземцах». Пройдя мимо водяной скульптуры в прихожей, товарищи вошли в тронный зал.
Вычурный и по-варварски пышный трон был центральным элементом композиции тронной залы, доминируя над посетителями и стражниками, но и он всего лишь оттенял необычную и броскую внешность сидящей на нем женщины. Фигура Онеказы II была стройной и женственной, в отличие от всех доселе встреченных Кьеллом островитянок-аумауа — либо крепко сбитых, либо жилистых, но неизменно атлетичных. Головной убор королевы, сияющий в ровном свете магических светильников золотом, малахитами, и насыщенно-синими перьями, делал ее похожей на яркий тропический цветок.
«Орхидея, например. Прекрасный бутон, одинокий среди сорной травы,” мимолетом промелькнула мысль, едва задержавшись во внимании Кьелла.
Длинное, богато изукрашенное платье цветов золота и лазури оставляло открытыми только светло-оранжевые кисти рук, чьи длинные тонкие пальцы, лежа на коленях, рассеянно перебирали ткань подола, и выглядывающие из-под оного подола изящные ступни, обутые в не скрывающие их лёгкие сандалии. Шагнув чуть ближе, Кьелл поднял взгляд, посмотрев ей в глаза.
Ее пронзительно-изумрудный взор смотрел прямо в его душу.
Мягкий овал лица женщины, и апельсинового цвета щеки с темными полосками пигментного узора, притягивали взгляд, не отпуская.
Колечко пирсинга в ее левой ноздре задерживало на себе внимание.
Но более всего на прекрасном лице королевы были заметны ее губы, полные и манящие.
Эльф внезапно понял, что он уже довольно долго неотрывно любуется, нет, беспардонно пялится на королеву.
«Она слишком красива. Словно небесный дух, зачем-то сошедший к нам, смертным.»
Эта мысль словно вырвала его из транса, и мир рывком расширился обратно до размеров тронного зала. В его уши ворвались резкие голоса двух разумных, стоящих чуть впереди, и тихие реплики его компаньонов. Похоже, Эдер убедил всех, что капитан снова общается с беспокойной душой, и сейчас они гадали, кто же это умер посреди тронной залы королевского дворца.
Громко спорящая парочка же выделялась не только повышенностью тона их беседы. Рослая и сухощавая береговая аумауа в рауатайской военной форме хриплым голосом монотонно перечисляла прегрешения соотечественников своего собеседника. Тот, морщинистый вайлианец в роскошном камзоле, сверкающий многочисленными кольцами на артритных пальцах, периодически отпускал предельно ядовитые реплики, перекрикивая рауатайку.