— Спорим, что я сейчас у всех на глазах написаю на эту скатерть!
Молодые люди только рассмеялись и не поверили ей. Но один мальчик принял вызов. По условиям пари, проигравший должен был выполнить желание победившего. Не долго думая, Симона села на корточки и помочилась на скатерть; всё больше возбуждаясь от своей смелости, она теряла чувство меры. Так что молодые безумцы уже начали ошалевать.
— Мы спорили на желание, — хриплым голосом сказала Симона проигравшему, — так вот, сейчас я у всех на глазах сниму с вас штаны!
И без лишних слов это сделала. Чтобы не выставить мальчика в глупом виде, вслед за штанами она сняла с него и рубашку. Симона только легонько погладила член своего приятеля, на том дело и кончилось. Она мечтала об одной лишь Марсель, а та упрашивала меня отпустить её домой.
— Мы же пообещали, что вас никто не тронет, Марсель, так почему же вы хотите уйти?
— Потому, — упрямо отвечала девочка.
(Ее охватил панический страх.)
Неожиданно Симона упала на пол, перепугав всех гостей. Словно в эпилептическом припадке, она каталась с задравшимся подолом и голой попой у ног мальчика, с которого только что сняла брюки, и непрерывно что-то бормотала.
— Написай на меня… написай мне в жопу, — без конца повторяла она, словно бы изнывая от жажды.
Лицо Марсель, пристально смотревшей на Симону, до самых ушей залилось краской. Не глядя на меня, она сказала, что хочет снять платье. Я раздел её, а потом снял с неё трусики. На ней остались только чулки и поясок. Я начал ласкать её и поцеловал в губы, но она, словно сомнамбула, прошла через всю комнату, залезла в нормандский шкаф и закрылась там (перед этим она что-то шепнула на ушко Симоне).
Она хотела поласкать себя в этом шкафу и умоляла, чтобы её оставили в покое.
Мы все уже были возбуждены от вина и собственной смелости. Одна девочка принялась сосать раздетого мальчика. Симона встала с пола и, задрав подол, тёрлась ягодицами о шкаф, в котором мастурбировала Марсель и откуда доносилось её прерывистое дыхание.
И вдруг произошло нечто ужасное: послышался шум льющейся воды, и из-под двери шкафа показалась сначала тонкая струйка, а затем и целый ручеёк. Доведя себя до оргазма, несчастная Марсель описалась! Комната огласилась пьяным хохотом, который перерос в грохот падающих тел. В воздухе замелькали ноги, попы и юбки, вымазанные спермой. Жадное стремление к задницам и членам по временам рассыпалось приступами смеха, похожего на непроизвольную икоту. Вскоре, однако, все услышали горькие, громкие рыдания Марсель, сидевшей в своем импровизированном туалете, отныне ставшем для неё тюрьмой.
………………………………………………………………………………………
Полчаса спустя, когда я немножко протрезвел, мне захотелось выпустить Марсель из шкафа. Бедная девочка была в полном отчаянии и тряслась в ознобе. Увидев меня, она пришла в неописуемый ужас. Я был бледен и забрызган кровью, одежда съехала. Позади меня, в жутком беспорядке, валялись голые, потные тела. Двое из нас порезались об осколки разбитых бокалов; одну девочку рвало; нас одолевали приступы безудержного хохота, от которого мы мочились прямо на одежду, на кресла и на пол; вокруг воняло кровью, спермой, мочой и блевотиной. Всё это и без того ужасало, но крик, вырвавшийся из груди Марсель, вселил в меня ещё больший страх. А Симона между тем лежала со спокойным лицом и, выпятив голый живот, гладила ладонью лобок.
Марсель выскочила из шкафа наружу, спотыкаясь и бормоча что-то бессвязное, но, взглянув на меня во второй раз, отпрянула, словно перед ликом смерти; повалившись на пол, она разразилась нечеловеческими воплями.
К моему удивлению, эти вопли придали мне мужества. Как и следовало ожидать, на крик сбежались соседи. Но я даже не пытался скрыться или хоть как-то загладить вину. Наоборот: я пошёл и сам открыл им дверь. Какое зрелище! Вот так потеха! Представьте себе возгласы, крики и чудовищные угрозы родителей, ворвавшихся в комнату! Нас осыпали судорожными проклятиями, срывающимися голосами рисуя перед нами картины суда, каторги и плахи. От этого наши друзья тоже начали кричать. Вспыхнув, словно факелы, они зашлись неистовыми воплями и рыданиями.
Какая мерзость! Казалось, ничто не способно положить предел этой безумной трагикомедии. Марсель, так и стоявшая голой, пыталась жестами и криками передать свое нравственное страдание и невыносимый ужас; я видел, как она укусила свою маму за лицо, пока множество рук тщетно пыталось её утихомирить.
Вторжение родителей лишило её последних крупиц разума. Пришлось вызвать полицию. Об этом неслыханном скандале узнал весь квартал.