Выбрать главу

Г. Орджоникидзе перед смертью получал пересылаемые ему Ста­линым доносы на него из НКВД В день смерти Сталин передал ему протокол допроса брата Орджоникидзе и поручил ему на предстоящем пленуме ЦК сделать доклад о вредительстве в промышленности, т е оклеветать и выдать на растерзание своих ближайших помощников

Сталин как будто получал наслаждение, спаивая сотрапезников, а сам пил вино, разбавленное водой Но Хрущев считал, что спаива­ние имело целью «развязать языки»

Третья особенность шизоидно-паранойяльного развития состоя­ла в особых свойствах мышления Пространная обстоятельность и трудность переключения, вязкость эпилептоида здесь отсутствует. Волкогонов назвал мышление Сталина «катехизисным», оно отли­чалось крайним схематизмом и формализмом. Три источника и три составные части марксизма; четыре этапа развития оппозиционного блока; пять особенностей Красной армии; шесть условий построения социализма в отдельно взятой стране...

Наконец, четвертое отличие — до конца жизни сохраняются определенные шизоидные черты — замкнутость, нелюдимость, не­предсказуемость поступков, холодное бесчувствие к людям. Если же попытаться обобщить все сказанное в целом, то опять же нет лучше слов А К. Толстого об Иване Грозном. Перефразировав их, можно сказать, что не Сталин «один несет ответственность..., не он один со­здал свой произвол, и пытки, и наушничество... Эти возмутительные явления были подготовлены предшествующими временами». И Ленин, и Троцкий с красным террором внесли свою лепту во вседозволен­ность власти «И земля, упавшая так низко, что могла смотреть... без негодования» и на репрессии, и доносы, и обожествление тирана, са­ма создавала Сталина, подобно тому, как «раболепные римляне создавали Тибериев, Неронов и Калигул».

А. Гитлер (Шикльгрубер) как пример паранойяльного развития на почве истерической психопатиии.

Истерический преморбид

Судя по описаниям, истерические черты у Гитлера достаточно ярко выступили с юных лет. Народную школу, дававшую начальное образование, он закончил. Но среднего образо­вания получить не смог. В реальном училище дважды остался на вто­рой год из-за «неспособности к упорядоченному труду». Даже по истории, которую он якобы любил, его оценки были не выше удовле­творительных. К точным наукам питал отвращение. Конечно, уходу из училища он придумал красивый довод — мол, просто он не хотел в бу­дущем становиться чиновником, как его отец. С тех пор в юности он нигде не учился и лишь урывками работал. Мечтал стать знаменитым художником — переехал в Вену, дважды пытался поступить в Акаде­мию художеств, но провалился на вступительном экзамене по рисун­ку. Тем не менее, остался в Вене и всем выдавал себя за «свободного академического художника». Жил в бездельи, но одевался, подражая состоятельным студентам. В 16 лет ходил с тростью с набалдашником и в лайковых перчатках. Время проводил в кофейнях, в театрах, осо­бенно в опере — Вагнер тогда был в большой моде. Вел светские беседы с мимолетными знакомыми. У него не было ни близких, ни друзей, ни возлюбленной. Жил на средства, присылаемые матерью, получавшей пенсию за умершего отца — таможенного чиновника. Когда умерла мать, Гитлер мошенническим образом выхлопотал себе пособие как сироте-студенту Академии художеств. И быстро прожил доставшееся наследство от тетки. Пришлось с квартиры перебраться в «мужское общежитие» для одиноких низкооплачиваемых рабочих и подрабатывать продажей перерисованных открыток. Но в мечтах, по его же словам, он жил во дворцах и был одержим фантазиями — ри­совал проекты театров и замков. С тех пор возненавидел Вену.

В 1913 г. Гитлер переехал в Мюнхен. Повод объявил самый воз­вышенный — в Мюнхене, а не в Вене он увидел настоящий центр ис­кусств. Но дело было, видимо, гораздо прозаичнее — молодой Гитлер в то время боялся призыва на военную службу в родной Австрии и уе­хал в Германию, рассчитывая жить там, как иностранец. Все же его и в Мюнхене вскоре изловили, арестовали и препроводили в австрийское консульство. Тогда он написал длинное и слезливое объяснение, оправдывая неявку на призыв на родине. К его счастью, медицинская комиссия признала его «слишком слабым» для несения строевой службы. В Мюнхене он по-прежнему жил продажей перерисованных открыток, но одевался тщательно и вечера проводил в пивных со слу­чайными знакомыми. Среди них прослыл «образованным» и охотно разглагольствовал о величии немецкой нации и злых кознях евреев, чувствуя согласный отклик в сердцах своих слушателей.