Так как эта песнь, посвященная Пресвятой Деве Марии, — одно из лучших произведений византийского духовного творчества и нашла восторженный прием повсеместно в греческой церкви, то можно допустить, что в эпоху императора Констанция II афинская община в парфенонской церкви восхваляла преемницу Паллады за то, что она гениальные божественные творения их же предков ниспровергла как лживые сплетения дьявола — искусителя.
Должны были пройти целые столетия, пока греческая церковь не признала заслуг за великими философами и поэтами древности и не отмежевала им служебного ранга в ряду придворной свиты Царицы Небесной. Так, напр., на куполе афонского монастыря Ивирона Богородица изображена восседающей на престоле, и наряду с ангелами, пророками и апостолами ее окружают Солон-афинянин, Хирон, Платон, Аристотель, Софокл, Фукидид и Плутарх[102]. Это как бы служит признанием непреходящей ценности за эллинской наукой и, несомненно, составляет значительный шаг вперед к возрождению науки в образовательном процессе христианского мира.
Христианство придало античной физиономии Афин несколько новых черт, когда языческие храмы превратило в церкви и среди памятников язычества воздвигло изящные базилики с византийскими куполами. Только христианский характер в Афинах выступил далеко не так заметно, как в Риме. В последнем сооружались частью вполне заново величественные творения христианского зодчества (наприм., собор Св. Петра и Павла, Иоанна Латеранского, Пресвятой Девы Марии и т. д.), митрополичья же церковь в Афинах была не что иное, как уже просуществовавший целое тысячелетие храм языческой городской богини.
Констанций II уже застал Парфенон, несомненно, превратившимся в христианскую церковь, которая и была посвящена новой покровительнице афинского народа — Богородице. Чтобы афинский собор первоначально был посвящен св. Софии или «неведомому божеству», далеко не доказано. Известия об этом распространились лишь в XVI веке, но опирались главным образом на воспоминании об алтаре неведомому богу, о котором говорил апостол Павел[103].
О времени первой переделки Парфенона в церковь не существует достоверных документов[104].
Зодчие, которых афинские христиане призвали продолжать постройку Иктина, нам неизвестны. Позднейшее предание дает им имена Аполлоса и Евлогия[105]. Во всяком случае, они не столь уж достойны зависти, как Анфимий Тральский и Исидор Милетский, строители собора Св. Софии. Эти последние и впрямь создали новое чудо искусства, которое вполне в себе воплотило животворящий дух и величие греческой церкви и ромейской империи; афинские же строители попросту изуродовали красивейший храм в Афинах или, пожалуй, во всем мире. Св. София окончательно закрепляет замысел Константина, подтверждая, что Константинополь является митрополией новой христианской культуры в греческом мире; парфенонская же церковь доказывает, что значение, удерживаемое еще страной эллинов или элладиков, коренится в соприкосновенности ее преданиям языческой древности.
Афинские строители, впрочем, и не задавались сложным планом, все их дело сводилось к тому, чтобы как-нибудь приспособить древнюю сень парфенонской Афины под церковь Пресвятой Девы Марии. Тем не менее это предприятие вызвало значительные внутренние переделки в храме. Прежде всего расположение храма было совершенно изменено и вход в него был перенесен на западную сторону.
Таким образом, опистодом превратился в nartex церкви, а его портал — во входные церковные двери. В стене между опистодомом и сенью была пробита новая большая дверь в том месте, где находилась ниша для статуи богини, сделанной из золота и слоновой кости. Самая же сень была переделана на katholikon или средний корабль, и через это на восточной стороне образовались возвышенные хоры или hagion beraa с абсидой. Ниша, вероятно, уже в VII столетии изукрасилась мозаическим изображением Пресвятой Девы или «Панагии Атениотиссы» (Панагия Афинская); хоры отделялись византийской переборкой с образами или иконостасом и составляли святая святых, позади иконостаса же помещался жертвенник под балдахином, опиравшимся на четыре порфировые колонны с коринфскими беломраморными капителями. В полукружии помещены были мраморные седалища для соборных священников, а в среднем корабле — амвон, архиерейское место, для которого послужило древнее мраморное седалище, по-видимому, позаимствованное из Дионисиева театра[106]. Чтобы осветить церковь, над абсидой было пробито окно, а через это пострадала средина восточного фриза[107].
103
Венская аноним, рукопись, перепечатанная у Wachsmuth в Stadt Athen на стр. 739. I о же говорит Кабазилас в письме к Крузию (Turcograecia VII, 18). Нечто подобное хотели даже вычитать на соответствующей надписи на Парфеноне, но ошибочность такого истолкования доказал еще Spon в Voyage en Grece VII, 151. См. Michaelis в Parthenon на стр. 56. Мнение о том, будто Парфенон был посвящен Hagia sophia, проводил заново Jueville в названном уже исследовании, но обосновать его доводами не смог, Arch. d. miss, scient. V, 470 и сл.
104
Надпись, в которой 630 г. указывается за дату перестройки Парфенона и которую Питтакис еще перед войной за освобождение греков будто бы разобрал на южной стене Парфенона, принадлежит, пожалуй, к прочим somnia fide ulla digna этого афинянина. С. J. G. IV по изд. Curtius u. Kirchhof под № 8660. За сочиненную принимает эту надпись и Bursian. N. Rhein. Mus. за 1836 г. на стр. 478 и сл. A. Mommsen на стр. 34 заметил, что греки в VII в. летосчисление не могли вести иначе, как от сотворения мира.
106
В 1836 г. это седалище открыто А. Россом из-под мусора в самой церкви (см. L. Ross. Arch. Aufsätze I. 118). Ad. Bötticher, Die Akropolis von Athen, Berlin. 1888, стр. 13.
107
Средняя плита фриза с высеченным на ней изображением Афины была тщательно запрятана позади церковных дверей, где ее и видел Бабин. (Письмо к Пекуалю.) Ueber die Transformation des Parthenon, Michaelis, указ, сочин. стр. 46 ff. Ussing, Ueber Plan und Einnchtung des Parthenon in Griech. Reisen u. Studien. 1867, стр. 198. Ad. Bötticher, указ, сочин.