Мы уже упоминали, рассказывая о ранней истории Конго, о намерении Джироламо да Монтесарчио посетить населенный пункт Мпемба Казн, женщина-правительница которого носила титул «Мать короля Конго»1287 (нашествие яга помешало ему осуществить это намерение). Он же пишет о женщине-правитель-нице одной из деревень в области Нсанга. Ее имя (одновременно и титул) Чингури Анза миссионер переводит так: «Мать рода людского» (или «Мать сущего»). Она имеет другое звание — мать мани Нсанга, главы этой провинции1288. Сведения о женщинах— правительницах областей есть и у Кавацци: «Иногда король дает владение или управление какой-то страной некой Даме...»1289. Наконец, материалы о том, что в некоторых местностях провинции Сойо лишь женщины правили не только деревнями, но и более крупными территориальными единицами, есть в «Сообщении» Лоренцо да Лукка. В Мбанза-Тубии Лоренцо принимал одну женщину, главу округа, которая не признавала над собой: иной власти, кроме власти короля1290. А деревнями, которые находились под ее властью, управляли только женщины1291.
Кое-где вплоть до конца XIX в. сохранялись и иные нормы преемственности власти «вождей» — деревенских старейшин. «Мне известно, — пишет Уикс, — что в одной деревне в Каконго они избирают нового вождя каждый год»1292.
Нет никаких материалов, синхронных тому времени, которое мы изучаем, позволяющих судить, какой социальной группе принадлежала власть в деревне. Материалы конца XIX — начала XX в. свидетельствуют, во-первых, что в это время население деревни состояло из крупных подразделений рода (во французской литературе называемых lignéej, принадлежавших к различным родам, а, во-вторых, главенствовала та Iignée, которая основала деревню. Деревней правил старейший представитель этой Iignée, происходивший по прямой линии (в соответствии с нормами материнского права) от предка-основателя 1293.
Старейшина, таким образом, был представителем родовой знати. Однако он пользовался большой властью и авторитетом. Его права и привилегии ставили его высоко над массой своих сородичей и односельчан, давая возможность использовать положение для накопления материальных ценностей и эксплуатации населения деревни. Посмотрим, в чем заключались эти права и привилегии. И тут мы вынуждены будем опираться на материалы XIX—XX вв. и на основании их судить о том, что могло иметь место в предыдущие века.
Уикс пишет о главной привилегии, которой пользовался старейшина деревни: право наделять землей семьи, живущие в деревне. После сбора урожая он получал с каждого домохозяйства небольшую долю продуктов. Кроме того, ему обязательно отдавали часть пальмового вина, изготовляемого в деревне. Старейшине принадлежала часть суммы, получаемой -его односельчанами за перевоз в своих лодках через реки всех путешествующих, а также небольшая пошлина за проезд или проход через территорию деревенской общины; эту пошлину были обязаны платить торговые параваны, шедшие на ближайший рынок1294.
По словам ван Винга, главные обязанности (и привилегии в то же время) деревенского старейшины заключались в том, что он имел функции судьи, возглавлял ополчение деревни во время войны, поддерживал порядок на местном рынке и заботился о его регулярном функционировании, наблюдал за нравами в деревне и был в то же время лицом, совершающим религиозные обряды, связанные с культом предков. Эти обязанности давали старейшине огромную власть над людьми. Судить его или наказать могло лишь должностное лицо, стоявшее выше его в административно-поземельной иерархии. Он был окружен сакральным почитанием как лицо, осуществляющее связь между миром живых и миром духов предков. Внешне это почитание выражалось, например, в том, что никто не имел права смотреть, как он принимает пищу.
Когда он говорил или просто проходил мимо, люди встречали и провожали его почтительным молчанием. Обращаясь к нему (как и к представителям высшей знати), простой человек должен был преклонить колени.