Имру-ль-Кайс I
Преемником Амра мусульманские историки единодушно называют его сына Имру-ль-Кайса. Однако сведения о нем скудны и противоречивы; большинство авторов просто называют его в числе правителей Хиры. Единственный относительно подробный рассказ о его свершениях мы находим у аль-Хилли. Мы видели, что, по его словам, Имру-ль-Кайс был первым Лахмидом, получившим от персов удел, почетное положение и тиару наместника. Кроме того, аль-Хилли повествует, что Имру-ль-Кайс разделил жителей Хиры на разряды по образцу персидских сословий [213, с. 105–108].
Оригинальные сведения об Имру-ль-Кайсе сообщает Ибн Кутайба. Он тоже включает Имру-ль-Кайса в число правителей Хиры, но прибавляет, что, согласно другим известиям, у власти встал аль-Харис Ибн Амр [233, с. 646]. Этот последний упоминается и у аль-Якуби, причем правит 37 лет и называется братом Имру-ль-Кайса [82, с. 238].
Расхождения в мусульманских источниках — не единственная загадка той эпохи. Мы вступаем в наиболее темный для историка период истории Лахмидов. Одна из самых больших его тайн связана с гробницей царя Имру-ль-Кайса Ибн Амра, развалины которой были найдены в начале XX в. в одном километре к северо-востоку от ан-Намары по течению Уади-с-саут (совр. Сирия). На них сохранилась надпись, в которой повествуется о свершениях царя, и указана дата его смерти — 7 декабря 328 г. Разбор этой надписи приведен в Приложении 2.
Для настоящего исследования основной вопрос состоит в том, имеет ли этот Имру-ль-Кайс что-то общее с лахмидским правителем Хиры. Идея о том, что это одно и то же лицо, была выдвинута вскоре после открытия надписи [122, с. 280–281]. В ее пользу свидетельствуют совпадение имени (Имру-ль-Кайс Ибн Амр) и эпохи (первая треть IV в.). Однако гробница царя была воздвигнута не в Хире, а около ан-Намары, рядом с римской сторожевой крепостью. Если и с учетом этого настаивать на отождествлении двух царей, Лахмид Имру-ль-Кайс должен был перейти на сторону римлян. Такой точки зрения придерживался И. Шахид (I. Shahid), который предложил собственное видение этих событий: Имру-ль-Кайс был не вассалом Сасанидов, а независимым правителем, который союзничал сначала с персами, а потом — с римлянами, став, правда, клиентом последних [136, с. 45–47; 138, с. 34–35][66].
Эта последняя гипотеза не подтверждается фактами (мы видели, что Хира считалась владением Сасанидов, и в ней стоял персидский отряд), однако возможность перехода арабского племенного аристократа на сторону римлян нельзя исключать. Такие случаи происходили и до, и после первой трети IV в. Мы видели, что в римские владения, вероятно, ушел Джазима. Для более поздних времен показательны разбираемые ниже известия об арабском племенном вожде Аспевете, а также рассказ Малха Филадельфийского (жил в конце V в.) о том, что в правление Феодосия II (408–450) между римлянами и персами началась война, закончившаяся заключением мирного договора. Одно из его условий состояло в том, что каждая из держав обязалась не принимать подчиненных другой сарацин (автор называет так арабов-скинитов) [42, с. 232]. Малх, по-видимому, имеет в виду войну между Феодосием II и сасанидским царем Ездигердом II (440–458), которая имела место в 441 г. Автор этих строк имел возможность отметить, что мир был заключен на благоприятных для сасанидского царя условиях [3, с. 253]. Если так, можно считать, что Ездигерд был заинтересован в принятии данного условия. Это, в свою очередь, означает, что арабы из подвластных Сасанидам земель уходили во владения римлян, причем Ездигерд не смог решить эту проблему самостоятельно и вынес ее на уровень межгосударственного соглашения.
66
Другое объяснение предложил Я. Ретсе, согласно которому попытки включить Имру-ль-Кайса ан-намарской надписи в историю царей Хиры ат-Табари и других авторов — методологическая ошибка, вызванная стремлением примирить несовпадающие сведения, хотя в таких случаях следует отдавать предпочтение данным современных источников — надписей и т. п. Имру-ль-Кайс надписи тождествен Имру-ль-Кайсу мусульманских источников, но это объясняется тем, что первый из них был включен в перечень царей Хиры много позже смерти [127, с. 485]. Однако для того, чтобы доказать правильность этой гипотезы, необходимо найти убедительные ответы на некоторые вопросы. В частности, что могло побудить составителей хирских записей включить в перечень лахмидских царей Имру-ль-Кайса, если последний никогда не правил в Хире? Вероятнее всего, таким мотивом могло бы стать желание возвести истоки династии к славному предку и тем самым возвеличить ее или легитимировать ее правление. В этом случае можно было бы ожидать от авторов записей рассказа о деяниях Имру-ль-Кайса. Однако в сообщениях мусульманских историков, восходящих к хирским записям, не упоминаются свершения, которые составители ан-намарской надписи считали главными в жизни Имру-ль-Кайса. Вообще говоря, в этих сообщениях Имру-ль-Кайс I предстает по большей части лишь как один из лахмидских царей, а не как великий правитель и полководец. Значит, говорить о том, что Лахмидов возвеличивали или представляли законными правителями за счет причисления к ним Имру-ль-Кайса, не приходится. Тогда необходимо найти другое объяснение действиям авторов хирских записей, но правдоподобных гипотез не просматривается. Кроме того, гипотеза Я. Ретсе предполагает, что мы должны полностью отказать в исторической достоверности сообщениям о Хире у мусульманских авторов, для чего необходимо иметь веские основания. Но таких оснований пока тоже нет. Поэтому на данном этапе объяснение, о котором идет речь, можно считать чисто гипотетическим.