Описав деяния и случаи сего времени, напомним читателю, что оно, будучи достопамятно для России благоразумием ее правления, славно в летописях Европы, во-первых, редким собранием Венценосцев, знаменитых делами и характером, во-вторых, важным церковным преобразованием. Не многие веки хвалятся такими Государями современными, каковы были Максимилиан, Карл V, Людовик XII, Франциск I, Селим, Солиман, Генрик VIII, Густав Ваза: можем прибавить к ним и папу Леона X, и врага нашего, Сигизмунда. Все они, за исключением Английского и Французских Королей, находились в сношениях с Василием, их достойным современником; все имели ум и дарования отличные. Но была ли счастлива Европа? Видим, как обыкновенно, необузданность властолюбия, зависть, козни, битвы и бедствия: ибо не один ум, но и страсти действуют на феатре мира. Ужасаемая могуществом Оттоманской Империи, волнуемая борением Франции с силами Испании и Австрии, Европа в то же время была потрясена церковным мятежом, который скоро сделался государственным. Уже духовная власть, или Папская, очерненная многими злоупотреблениями, давно слабела в западных Державах, но упорствовала в своих гордых требованиях и не хотела обратиться к истинному духу Христианства; вопреки успехам просвещения. Явился бедный Инок Мартин Лютер, который, свергнув с себя Монашескую одежду и держа в руке Евангелие, смел назвать Папу Антихристом: уличал его в обманах, в корыстолюбии, в искажении святыни и, несмотря на церковные клятвы, Соборы и гнев Карла V, основал новую Веру, хотя также на Евангельском учении, но с отвержением многих важных, значительных обрядов, введенных в самом начале Христианства и без сомнения полезных: ибо люди имеют не только разум, но и воображение, не менее первого действующее на сердце. Обнажив богослужение, лишив оное торжественности и как бы закрыв для мысли Небо, куда взор и дух молящихся устремляются от велелепия олтарей, от таинственного священнодействия Литургии, сей решительный преобразователь удовольствовался одною нравственною проповедию; оказал еще более ненависти к Риму, нежели усердия к Сиону; ссылаясь единственно на Христа и Апостолов, не подражал им в кротости: подвергая Догматы Церкви суду ума, говорил языком страстей, и, лишив Папу духовной власти во многих землях Германии, в трех Северных Королевствах, в бывших владениях Немецкого Ордена и в Ливонии, сам представлял лицо начальника церковного, обязанный своим торжеством не фанатизму народному, а земным расчетам Правителей: удерживая имя Христиан и святыню Евангелия, новым исповеданием они свергали с себя иго зависимости от гордого, взыскательного, корыстолюбивого Рима; присоединяли дани и пошлины церковные к своим доходам и могли в делах совести уже не бояться духовного запрещения. Многие толкователи всемирных происшествий говорят о Лютеранской Вере как о великом благодеянии для человечества: она неоспоримо способствовала успехам просвещения и лучшей нравственности, соединенной с оными; но первым ее следствием были кровопролития и новые секты Христианские, отчасти вредные для самых Правительств и спокойствия гражданского. Генрик VIII, написав книгу против Лютера, сам последовал его примеру: оставил Римское исповедание и сделался главою Англиканского, связав оное крепким узлом с пользою Королевской власти и дав себе волю удовлетворять своему гнусному любострастию переменою жен. Одним словом, если враги Латинской Церкви справедливо винили ее в неверности к истинному Христианству, то и ревностные Католики по совести могли винить их в лицемерии, в обманах и в беззаконии.
Сия важная перемена церковная не укрылась от внимания наших современных Богословов: об ней рассуждали в Москве, и Грек Максим написал Слово о Лютеровой ереси, где, не хваля мирского властолюбия Пап, строго осуждает новости в Законе, внушаемые страстями человеческими.
Глава IV
Состояние России. 1462—1533 г.
Правление. Войско. Правосудие. Торговля. Деньги. Бережливость Государей. Дороги и почта. Москва. Свойства и обычаи. Великокняжеская свадьба. Въезд Послов. Иноземцы. Словесность. Известия о Востоке и Севере России.
В сие время отечество наше было как бы новым светом, открытым Царевною Софиею для знатнейших Европейских Держав. Вслед за нею Послы и путешественники, являясь в Москве, с любопытством наблюдали физические и нравственные свойства земли, обычаи Двора и народа; записывали свои примечания и выдавали оные в книгах, так что уже в первой половине XVI века состояние и самая древняя История России были известны в Германии и в Италии. Контарини, Павел Иовий, Франциск да-Колло, в особенности Герберштеин старались дать современникам ясное, удовлетворительное понятие о сей новой Державе, которая вдруг обратила на себя внимание их отечества.
Ничто не удивляло так иноземцев, как самовластие Государя Российского и легкость употребляемых им средств для управления землею. «Скажет, и сделано, — говорит Барон Герберштеин: — жизнь, достояние людей, мирских и Духовных, Вельмож и граждан, совершенно зависит от его воли. Нет противоречия, и все справедливо, как в делах Божества: ибо Русские уверены, что Великий Князь есть исполнитель воли Небесной. Обыкновенное слово их: так угодно Богу и Государю; ведает Бог и Государь. Усердие сих людей невероятно. Я видел одного из знатных Великокняжеских чиновников, бывшего Послом в Испании, седого старца, который, встретив нас при въезде в Москву, скакал верхом, суетился, бегал как молодой человек; пот градом тек с лица его. Когда я изъявил ему свое удивление, он громко сказал: ах, господин Барон! мы служим Государю не по-вашему! Не знаю, свойство ли народа требовало для России таких самовластителей, или самовластители дали народу такое свойство». Без сомнения дали, чтобы Россия спаслась и была великою Державою. Два Государя, Иоанн и Василий, умели навеки решить судьбу нашего правления и сделать Самодержавие как бы необходимою принадлежностью России, единственным уставом государственным, единственною основою целости ее, силы, благоденствия. Сия неограниченная власть Монархов казалась иноземцам тираниею, они в легкомысленном суждении своем забывали, что тирания есть только злоупотребление Самодержавия, являясь и в Республиках, когда сильные граждане или сановники утесняют общество. Самодержавие не есть отсутствие законов: ибо где обязанность, там и закон : никто же и никогда не сомневался в обязанности Монархов блюсти счастие народное.
Сии иноземные наблюдатели сказывают, что Великий Князь, будучи для подданных образом Божества, превосходя всех иных Венценосцев в нравственном могуществе, не уступал никому из них и в воинских силах, имея триста тысяч Боярских Детей и шестьдесят тысяч сельских ратников, коих содержание ему ничего или мало стоило: ибо всякий Боярский сын, наделенный от казны землею, служил без жалованья, кроме самых беднейших из них и кроме Литовских или Немецких пехотных воинов, числом менее двух тысяч. Конница составляла главную силу; пехота не могла с успехом действовать в степях против неприятелей конных. Оружием были лук, стрелы, секира, кистень, длинный кинжал, иногда меч, копье. Знатнейшие имели кольчуги, латы, нагрудники, шлемы. Пушки не считались весьма нужными в поле: вылитые Италиянскими художниками для защиты и осады городов, они стояли неподвижно в Кремле на лафетах. В битвах мы надеялись более на силу, нежели на искусство; обыкновенно старались зайти в тыл неприятелю, окружить его, вообще действовать издали, не врукопашь; а когда нападали, то с ужасным стремлением, но непродолжительным. «Они, — пишет Герберштеин, — в быстрых своих нападениях как бы говорят неприятелю: беги, или мы сами побежим! И в общежитии и в войне народы удивительно разнствуют между собою. Татарин, сверженный с коня, обагренный кровию, лишенный оружия, еще не сдается в плен: машет руками, толкает ногою, грызет зубами. Турок, видя слабость свою, бросает саблю и молит победителя о милосердии. Гонись за Русским: он уже не думает обороняться в бегстве; но никогда не требует пощады. Коли, руби его: молчит и падает». — Щадя людей и худо употребляя снаряд огнестрельный, мы редко брали города приступом, надеясь изнурить жителей долговременною осадою и голодом. Располагались станом обыкновенно вдоль реки, недалеко от леса, в местах паственных. Одни чиновники имели наметы; воины строили себе шалаши из прутьев и крыли их подседельными войлоками в защиту от дождя. Обозов почти не было: возили все нужное на вьючных лошадях. Каждый воин брал с собою в поход несколько фунтов толокна, ветчины, соли, перцу; самые чиновники не знали иной пищи, кроме Воевод, которые иногда давали им вкуснейшие обеды. Полки имели своих музыкантов или трубачей. На Великокняжеских знаменах изображался Иисус Навин, останавливающий солнце. — В каждом полку особенные сановники записывали имена храбрых и малодушных, означая первых для благоволения Государева и наград, а других для его немилости или общественного стыда. — Молодые люди обыкновенно готовили себя к воинской службе богатырскими играми: выходили в поле, стреляли в цель; скакали на конях, боролись, и победителям была слава.