Пока буржуазия саботировала всякий шаг, направленный к регулированию производства и потребления, а главное - доходов, министры Николая искали виновников разрухи - один в ведомстве другого. На одном из заседаний Совета министров в июне 1916 года обсуждался вопрос о неисправных поставках для армии угля, железа, продовольствия. По свидетельству Штюрмера, бывшего тогда председателем Совета министров, у министра путей сообщения Трепова произошла стычка с министром промышленности Шаховским.
- Нет достаточного количества угля на заводах, - заявил министр путей сообщения.
А уголь-де в ведении Шаховского.
- Да, у меня уголь есть, но вы не даете вагонов, - возражает Шаховской.
- Я не даю вагонов потому, что у меня военное министерство взяло все вагоны... и обратно ничего не присылает.
К этому разговору уже сам министр-председатель добавил: "Были такие пробки вагонов, что для того, чтобы двинуть пришедшие вновь вагоны, надо было скидывать с насыпи другие вагоны"[45].
Словно слепые, топтались министры вокруг своих ведомств, не понимая, что происходит и как нужно бороться с разрухой. Еще труднее оказалось мобилизовать отсталое сельское хозяйство и крестьянское население в той мере, как это могли сделать передовые капиталистические страны. Товарность полукрепостнического и распыленного сельского хозяйства была в значительной степени вынужденной. Мужику нужны были деньги для уплаты помещику за аренду земли. Деньги выжимал из мужика и налоговый пресс царизма. В годы войны товарность крестьянского хозяйства резко пала. Из деревень в армию взяли наиболее работоспособную часть населения - вместе с городом около 16 миллионов человек, или 47 процентов общего числа взрослых мужчин. Один из вождей буржуазии Бубликов прямо заявил, что Россия ведет войну по преимуществу кровью своих сынов, а не накопленными или добытыми для войны капиталами. С каждым годом войны сельское хозяйство лишалось значительной части средств производства. Правительство реквизировало лошадей, мясной скот, упряжь. "Усердные" чиновники ухитрялись проводить реквизиции без значительной пользы для армии. Орловский губернатор в начале 1916 года доносил о действиях правительственных агентов, забиравших у населения молочный скот в то время, когда жирный яловый скот шёл на спекуляцию. "Они реквизировали то, что всего легче было реквизировать, - заявил на совещании по дороговизне В. Михайловский. - Запасы, которые были умело скрыты и принадлежали более сильным экономически кругам, по-видимому, никакой реквизиции не подвергались"[46]. Разруха проявилась и в развале экономической основы царизма - полукрепостнического помещичьего землевладения. Сократилась его наиболее откровенная форма - сдача земли в аренду крестьянам. Арендная плата снизилась уже в начале войны примерно на одну треть.
Сокращал ось и самое помещичье хозяйство. Постоянные мобилизации подрывали его, отнимая рабочую силу. Привлечение беженцев и военнопленных восполняло не более 1/10 убыли рабочих рук. По Европейской России недостаток сельскохозяйственных рабочих ощущался: в 1914 году в 14 губерниях из 44 (32 процента от всех европейских губерний), в 1915 году в 36 губерниях (82 процента), а в 1916 году во всех 44 губерниях Европейской России была острая нужда в рабочей силе. До войны заработная плата в районах отходничества была значительно ниже, чем в районах притока рабочей силы. Начиная с 1915 года она почти уравнялась. Это говорит о недостатке сельскохозяйственных рабочих и в районах отходничества. Нехватка рабочей силы в связи с общим развалом хозяйства ускоряла распад полукрепостнического помещичьего землевладения. Этот распад обогнал даже общий упадок сельского хозяйства.
Разруха охватила не только полукрепостническое землевладение. Война ударила и по промышленности.
Военизированное капиталистическое хозяйство представляло весьма сложную картину. Разрушения, принесенные войной, прикрывались некоторое время обманчивой видимостью подъема. Война вызвала расширение промышленности, работающей на оборону. Это и создавало видимость подъема. Общая стоимость продукции выросла с 5 620 миллионов в 1913 году до 6 831 миллиона в 1916 году. За этим ростом военной продукции скрывался упадок основных отраслей промышленности. Предприятия, не работавшие "на оборону", в 1916 году сократили производство на 21,9 процента, но вскоре прекратился подъем и оборонной промышленности главным образом из-за недостатка топлива и металла. Через два года после начала войны добыча угля в Донбассе с трудом держалась на довоенном уровне несмотря на увеличение рабочих с 168 тысяч в 1913 году до 235 тысяч в 1916 году. До войны месячная добыча на одного рабочего в Донбассе составляла 12,2 тонны, в 1915/16 году - 11,3, а зимой 1916 года - 9,26 тонны. Министр Шаховской вынужден был признать, что падение производительности труда объясняется "ухудшением оборудования рудников за невозможностью своевременного, ремонта необходимых для добычи угля машин и приспособлений"[47].