Квартира Распутина, ставшего своим человеком при дворе, была переполнена разными аферистами и темными дельцами. Распутин рассылал министрам просьбы о предоставлении концессии или должности с безграмотной запиской: "Милай, сделай..." Ни одно новое назначение не обходилось без участия "царского лампадника", как прозвали "святого". Когда нужно было назначить министра внутренних дел, царица писала Николаю: "Любимый мой, А. (Вырубова - приближенная царицы и одна из самых ярых последовательниц Распутина. - Ред.) только что видела Андроникова и Хвостова - последний произвел на нее прекрасное впечатление. (Я же его не знаю и потому не знаю, что сказать.) Он очень тебе предан, говорил с ней спокойно и хорошо о нашем друге"[77].
Отозваться хорошо о "друге" было достаточно, чтобы попасть А. Н. Хвостову в министры внутренних дел.
Распутинщина, как дурная болезнь, разъедала царский режим, но Распутин при дворе был далеко не одинок. Буржуазные историки выдвинули его фигуру с целью скрыть, что вся придворная клика представляла собой гнусную, заживо разлагающуюся шайку. При дворе успешно подвизались такие типы, как князь М. М. Андроников, спекулянт, организатор всевозможных дутых предприятий и крупных прибыльных операций, вроде покупки при содействии военного министра Сухомлинова орошаемых земель в Средней Азии. Один из секретарей Распутина Манасевил-Мануйлов, секретный агент полиции, сотрудник реакционной газеты "Новое время", настолько беззастенчиво занимался аферами и взяточничеством, что даже полиция вынуждена была его арестовать. Но в дело вмешалась царица. 10 декабря 1916 года она писала Николаю: "На деле Мануйлова прошу тебя написать "прекратить дело" и переслать его министру юстиции. Батюшин, в руках которого находилось все это дело, теперь сам явился к А. (Вырубовой. - Ред.) и просил о прекращении этого дела, так как он, наконец, убедился, что это грязная история, поднятая с целью повредить нашему другу"[78].
Не Распутин, а распутинщина - мракобесие, изуверство, умственное убожество и моральное гниение, нашедшие в Распутине только наиболее яркое выражение, - вот что характеризовало режим Романовых.
Растущей катастрофе царизм смог противопоставить, только новые репрессии и усиление и без того каторжных порядков. Разогнали последние остатки профессиональных союзов. Промышленные города беспощадно очищались от "подозрительных" по революционности элементов. Тюрьмы были переполнены. Но министры не справлялись с разрухой. Их стали смещать. Началась министерская чехарда. За два года войны сменилось четыре председателя Совета министров - И. Л. Горемыкин, В. В. Штюрмер, А. Ф. Трепов, Н. Д. Голицын, - шесть министров внутренних дел, три - военных, три - иностранных дел. Они появлялись, недолго маячили на поверхности и исчезали. Это называлось "министерской чехардой". Совет министров иронически именовали "кувырк-коллегией". Распределение портфелей зависело от рекомендаций темных проходимцев, от мнения "звездной палаты", как называли кружок Распутина. Часто играли роль и другие мотивы. Упрашивая Николая назначить Штюрмера председателем Совета министров, царица писала, что голова у нового кандидата "вполне свежа"[79]. Н. А. Маклакова назначили министром внутренних дел по следующему, как он сам признался, поводу: когда Николай после убийства Столыпина приехал из Киева в Чернигов, где Маклаков был губернатором, там была "отличная погода, хорошее, бодрое настроение"[80]. Губернатора отметили. Маклаков был очень необходим в дворцовом обиходе: умел петь петухом, подражал "влюбленной пантере" и другим животным. Этих шутовских свойств было достаточно, чтобы получить министерский портфель.
Ни частые сальто-мортале (смещения) министров, ни "денные и нощные" молитвы "друга" - ничто не помогало. Страна и армия все больше и больше революционизировались. Старые противоречия разгорались с новой силой, создавая и накапливая день за днем элементы революционной ситуации.