Но защитники самодержавия не заметили влияния рабочей массы на войска, стрелявшие в демонстрантов. Революционное воздействие пролетариата было значительно выше достигнутой самодержавием победы. Озлобление солдат против своих командиров нарастало с каждым новым залпом. Этого-то "победители" и не заметили, настолько привычна для них была солдатская ненависть.
Пролетариат широко использовал основной урок революции 1905 года - необходимость борьбы за войско. Рабочие и в особенности работницы тесным кольцом окружали солдат. Они ловили руками солдатские штыки и убеждали своих братьев не топить революцию в рабочей крови. Одиночки и небольшие группы солдат отставали от общей массы. Восставшие горячо уговаривали их. Недавно мобилизованные солдаты - большая часть гарнизона столицы состояла из ратников 2-го разряда или молодежи последнего призыва - остро воспринимали возбуждение рабочих. Солдаты угрюмо отмалчивались, с тоской отворачивались от наседающей толпы, но уже ясно было видно, как революционное настроение заражает их. Кое-кто из солдат уже пытался защищаться от нападок и обвинений. Иные злобно кивали на офицеров - виновников расстрела беззащитной толпы. Другие прямо рекомендовали напирать сильнее, показывая разряженные винтовки.
Стойкость и самоотверженность пролетариев вносили колебание в войска, вызывали сочувствие у солдат.
Легкость расправы над павловцами придала царским властям самоуверенность. Министр внутренних дел Протопопов с облегчением писал царю: "Войска действовали ревностно, исключение составляет самостоятельный выход 4-й эвакуированной роты Павловского полка"[126]
В конце донесения Протопопов нагло врал: "27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работам"[127].
Эта самоуверенная ложь показывала, как мало разбирались тупые жандармы в развернувшихся событиях.
Обнаглев, царские сатрапы поспешили взять назад и те ничтожные уступки, которые сделаны были в предыдущие дни. Петроградский градоначальник отменил свое решение о передаче продовольственного дела городской думе. Государственная дума, на заседаниях которой ждали запроса о расстрелах 26 февраля, была распущена царским указом. Этот указ был заготовлен еще в ноябре 1916 года. Передавая его председателю Совета министров Голицыну, царь сказал: "Держите у себя, а когда нужно будет, используйте"[128].
Министры спешили напрасно. Государственная дума в эти тревожные дни отводила душу запросами правительству, но не по поводу расстрелов, а о состоянии продовольственного дела в Петрограде. Перепуганные представители крупной и мелкой буржуазии - Родичев, Керенский, Чхеидзе, - заткнув уши, делали вид, что не слышат уличных расстрелов, произнося свои очередные заклинания по адресу царизма. Политиканствующие интеллигенты растерянно метались из квартиры в квартиру в погоне за последними "новостями".
Несколько лучше других понимал глубину и трагичность событий председатель Государственной думы Родзянко. Близко соприкасаясь с монархией, Родзянко почуял, что настал момент ее полного крушения. Он умолял Николая II о создании нового правительства, пользующегося "доверием" страны. "Всякое промедление смерти подобно, - телеграфировал он царю. - Молю бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца"[129].
Но царь отмахнулся от излишне преданного слуги. В ответ на телеграмму Николай сообщил министру двора Фредериксу: "Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать"[130].
Пока наверху торжествовали победители, подсчитывая потери революции и накапливая силы для нового удара, внизу шла лихорадочная работа. Рабочие переходили с завода на завод, передавая подробности кровавых событий. Свидетели дневных расстрелов сообщали о диком неистовстве жандармов, вселяя в слушателях ненависть, возбуждая страстное желание расправиться с палачами. Женщины-работницы, наблюдавшие сцены разгрома демонстрации, вдохновляли своих братьев и мужей на новую борьбу.
Ночью в казармах шло глухое брожение. Солдаты делились впечатлениями прошедшего дня, все яснее отдавая себе отчет в характере происходящего.
В эти страдные дни революционных боев большевики всюду - на фабриках и заводах, в казармах и на улицах - неустанно агитировали и звали в бой, объединяли и сплачивали рабочих и солдат. Оторванные от руководящих центров, разгромленных охранкой, большевики создавали местные центры на предприятиях, быстро налаживали связь, заражая своим мужеством и твердой уверенностью в победе рабочих. "Я принимал активное участие накануне выступления, т. е. в ночь на 25 февраля, - рассказывает петроградский рабочий, мобилизованный в армию за забастовку. - На солдатском совещании было постановлено присоединиться к рабочим вместе с 1-м Семеновским полком, чтобы этим исправить ошибку пятого года, но наутро оказалось, что в форму Семеновского полка переоделись жандармы, а полк был заперт в своих казармах"[131].