Рабочие и крестьяне в солдатских шинелях совершили революцию, но на первых порах не им достались все ее плоды: рядом с советом выросло правительство буржуазии.
Временный комитет Государственной думы не считал себя властью ни перед умирающим самодержавием, ни перед восставшим народом. Комитет был избран для "водворения порядка" и деятельно занялся этим. Родзянко, теперь председатель комитета, сразу после выборов 27 февраля поехал к председателю Совета министров князю Голицыну. Последний ответил, что все члены правительства подали в отставку, а сам он с минуты на минуту ждет ареста. Родзянко снова связался с царем, со Ставкой, переговорил с командующими фронтами, прося их поддержать перед Николаем Думу. Но события быстро шли вперед. Стали поступать сведения о восстании в ближайших к Петрограду городах. Из Ставки не было никаких утешительных вестей, а из левого крыла Таврического дворца, где собрался совет рабочих депутатов, сообщали, что солдаты восставших полков прислали своих представителей. Гарнизон через голову комитета Думы связывался с советом. Соотношение сил складывалось не в пользу буржуазии. Она добивалась от царя "правительства победы", чтобы довести до конца войну и предотвратить революцию. Но революция опередила буржуазию. Оставалось присоединиться к революции, попытаться возглавить ее, чтобы потом обезглавить. Пока пролетариат и трудящиеся сражались и умирали в борьбе с царизмом, буржуазия спешно перекрашивала свое "правительство победы" в "правительство революции", рассчитывая подавить последнюю.
Поздно ночью собрался Временный комитет и решил взять власть в свои руки. Родзянко на рассвете телеграфировал в Ставку, что министры арестованы, правительство не существует, "чернь начинает завладевать положением, и комитет Государственной думы, дабы предотвратить истребление офицеров и администрации и успокоить разгоревшиеся страсти, решил принять правительственные функции на себя"[148]. Временный комитет назначил комиссаров Думы в министерства 28 февраля. Из Москвы и других городов стали прибывать сообщения о присоединении к революции. Запрашивали, как быть с организацией власти. Родзянко разослал по всем городам телеграмму о создании Временного комитета. Весь день к Таврическому дворцу подходили все новые полки, перешедшие на сторону революции. Родзянко, Милюков произносили речи, приглашая солдат вернуться в казармы и слушаться своих офицеров. В одном из выступлений Родзянко предложил солдатам успокоиться и сдать оружие. Весть об этом быстро разнеслась по гарнизону. Говорили, что Родзянко уже издал приказ об отобрании оружия у восставших солдат. Полки, только что бывшие в Думе, стали требовать присылки депутатов - рассеять создавшееся настроение. Вот как Шульгин рассказывает о нарастании волнения: "Помню, в один из полков послали одного правого националиста... Он вернулся...
- Ну, что?
- Да ничего... Хорошо! Я им сказал - кричат "ура". Сказал, что без офицеров ничего не будет, что родина в опасности. Обещали, что все будет хорошо, они верят Государственной думе...
- Ну, слава богу...
Только вдруг зазвонил телефон...
- Как? Да ведь только что у вас были... Все же кончилось очень хорошо... Что? Опять волнуются? Кого? Кого-нибудь полевее? Хорошо. Сейчас пришлем.
Посылаем Милюкова. Милюков вернулся через час. Очень довольный.
- Они немного волнуются. Мне кажется, что с ними говорили не на тех струнах... Я говорил в казарме с какого-то эшафота. Был весь полк, и из других частей... Ну, настроение очень хорошее. Меня вынесли на руках...
Но через некоторое время телефон зазвонил снова и отчаянно.
- Алло! Слушаю! Такой-то полк? Как, опять? А Милюков?.. Да они его на руках вынесли... Как? Что им надо? Еще левей?.. Ну, хорошо. Мы пошлем трудовика..."[149]
Противоречие между классовым составом армии и классовыми задачами, которым она служила при царизме и при буржуазии, вскрылось в первые же дни революции. Все процессы, давно зревшие в армии, сразу прорвались наружу, как только было сброшено самодержавие. "Сначала мы увидели двух солдат, - рассказывает английский генерал Нокс, наблюдавший первые всплески революции в Петрограде из окна артиллерийского управления, - затем появилась огромная беспорядочная толпа солдат, растянувшаяся по всей улиц " и тротуарам. Офицеров там не было"[150].
Офицеры покинули полки независимо от своей классовой принадлежности и политических симпатий. Мелкобуржуазных выходцев и кадровиков объединил страх перед вооруженным блоком рабочих и солдат.