Эллинистическая литература, при всех своих отличиях от литературы VII-IV веков до н. э., не покажется нам чем-то совершенно иным, если мы будем помнить, что она развивается в рамках того же строя, хотя и при иных политических условиях. Но и в этих новых условиях рабство так же глубоко коренилось во всей жизни античного общества. И в этих условиях грек эпохи эллинизма — так же как и грек V века до н. э. — не мог сделать ни одного шага без раба, без того, "кто трудился и доставлял труд другим".[35] Падение полисного строя не создало и не могло создать новой формации, так как рабовладельческий способ производства к III веку до н. э. далеко еще не изжил себя, его основное противоречие далеко еще не достигло своего апогея. Поэтому и греческая литература эллинистического и римского периодов не может быть понята вне отношения к рабовладельческому строю. Но традиции литературы, созданной этим строем, оказались настолько сильны, что и после IV века н. э., когда "революция рабов" уже победила, они продолжали господствовать. Литература V и начала VI веков н. э. — это еще не средневековая феодальная литература, хотя феодализация общества в полном разгаре. Поэтому, учитывая отставание идеологического развития, необходимо и литературу этого "переходного" периода рассматривать в связи с развитием рабовладельческого общества.
Глава II ГРЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК
1. ПРОБЛЕМА ГЕНЕЗИСА ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА
Для суждения о доисторических эпохах в жизни народа нашими основными источниками являются, с одной стороны, памятники его материальной культуры (которыми доисторическая Греция чрезвычайно богата), с другой — его язык. В языке каждого народа путем сравнения между собою отдельных его наречий мы можем реконструировать отдельные языковые формы дописьменного периода, а путем сравнения с другими языками — открывать общие контуры тех отношений, в которых данный народ находился с другими народами и племенами.
Анализ древнейших памятников греческого языка (надписей, гомеровского эпоса, ранней лирики) показывает нам, что в исторической жизни греков, несмотря на всю близость их диалектов друг к другу, у них никогда не было полного языкового единства.[36] Это вполне соответствует и историческим условиям жизни греческих племен. В обстановке разложения родового быта и становления первой формы классового — общества — общества рабовладельческого — нельзя говорить и о едином греческом народе. Ранняя жизнь греческих государств (полисов) развивалась на старой племенной основе, и в рамках этих же племенных отношений развивалось колонизационное движение VIII-VII веков до н., сыгравшее очень большую роль в истории Греции как основоположницы европейской культуры.
Переоценивая возможности реконструкции языка дописьменных периодов, сравнительное языковедение XIX века реконструировало и на греческой почве некий "общегреческий праязык", считая, что греки некогда появились на Балканском полуострове в виде единой этнической массы, из которой выделились впоследствии отдельные греческие племена (ахейцы, ионийцы, дорийцы и т. д.) со своими наречиями. Такое представление в корне противоречит марксистско-ленинской теории развития человеческого общества, согласно которой высшей формой объединения в доклассовый период был "союз племен" — объединение временное я непрочное, вызывавшее только сближение племенных языков, но не полное их слияние. Кроме того, это представление не оправдывается и современным состоянием науки о языке, и потому даже само буржуазное сравнительное языковедение, в лице своих передовых представителей, начинает решительно отходить от теории "праязыков", "пранародов" и "прародин".
Изучение многообразия диалектов древнегреческого языка на основе сравнительно-исторического метода, длящееся уже более ста лет, установило три бесспорных положения, остающихся непоколебимыми среди ряда то возникающих, то опровергаемых частных гипотез, на которых мы не имеем возможности остановиться специально.
Первое из этих положений состоит в том, что все греческие диалекты находятся по отношению друг к другу в такой близости, которой мы не можем найти ни у одного из них по отношению к какому-либо другому языку или диалекту. Это положение нисколько не колеблется бесспорным фактом существования смешанных греко-иллирийских (в Эпире и на островах западного побережья) или греко-фракийских говоров. Ввиду полного отсутствия письменных памятников македонского языка неясным для нас остается (и, может быть, останется навсегда) вопрос о том, входил ли в это единство язык македонских племен до их эллинизации в V веке до н. э., или же он составлял особую группу.[37] Сейчас можно считать установленным, что греческие понятия "эллина" и "варвара" имели в виду не одни только языковые различия, а весь комплекс культурного облика племени.
36
Ср. приведенное ниже (стр. 33) высказывание Ф. Энгельса о древнегреческих. диалектах (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 83).
37
В недавнее время Хаджидакис снова выступил в защиту принадлежности македонского языка к греческим диалектам и его близости к наречию Этолии и Акарнании (G. N. Hatzidakis, l’Hellénisme de la Macédoine. Revue des études gr., т. 41, 1928, стр. 390—415). Противником такой возможности остается А. Дебруннер (статья „Griechen“ в Reallexikon'e М. Эберта, т. А, 1926, стр. 508 сл., § 21), считающий, что язык народной массы Македонии представляет собою смесь фракийских и иллирийских элементов с доиндоевропейским субстратом, и только с началом эллинизации господствующего македонского слоя (V век до н. э.) в него проникли греческие элементы..