В качестве источника для трагических сюжетов так называемые киклические поэмы играли значительно большую роль, чем "Илиада" и "Одиссея". Об этом совершенно определенно говорит Аристотель (Поэтика, гл. 23): "Из "Илиады" и "Одиссеи" можно составить одну трагедию из каждой или только две, из "Киприй" много, а из "Малой Илиады" больше восьми". На это бо́льшее значение киклических поэм в качестве источника трагедий Аристотель связывает как раз с их гораздо меньшей поэтической значимостью, — с тем, что в них "в непрерывной последов цельности времен иногда происходят одно за другим события, не имеющие общей цели" (Поэтика, гл. 23).[63] Поэтому образцами "классической" национальной поэзии стали только "Илиада" и "Одиссея". Задолго до зарождения в Греции литературоведческой науки в собственном смысле слова (что было делом александрийских ученых III века до н. э.) текст гомеровских поэм и проблема его сохранения в неиспорченном виде привлекали к себе внимание образованных греков и даже представителей власти в греческих полисах, в первую очередь — в Афинах.
О том, однако, что не одни Афины были озабочены этим вопросом, говорит одна из категорий списков Гомера, изготовленных в отдельных городах (διορθώσείς κατὰ πόλεις) И использованных александрийскими учеными. Правда, мы не имеем никаких данных о том, что этот наукообразный интерес к Гомеру в других греческих полисах возник так же рано: списки из разных городов, собранные в Александрии,[64] вполне могли возникнуть только в IV-III веках.
Исключение в этом отношении должна, однако, составлять Спарта, где во второй половине V века Гомер был не только исключительно популярен, но где он также уже являлся предметом внимания политической власти. Традиция связывала появление на континенте ионийского эпоса именно со Спартой и с именем полумифического законодателя Ликурга.[65] Несомненно, что эта легенда была создана в период борьбы Пелопоннесского союза с Афинами, в противовес афинской версии.[66]
Что касается додисистратовских Афин, то есть некоторые свидетельства (Диог. Лаэрт. I, 2, 9), намекающие на принятие уже в архонтство Солона (594 г.) каких-то мер к упорядочению гомеровского текста. Обычно считают, однако, что эти мероприятия относились только к установлению порядка публичного исполнения рапсодий.
При каких именно обстоятельствах имело место это публичное исполнение в первой половине VI века, — нам неясно, так как, согласно традиции, исполнение поэм Гомера на празднике Великих Панафинея было установлено Писистратом.
Изучение Кречмером гомеровских имен в надписях на вазах и выводы, сделанные из него Группе,[67] установили, что никакой "вульгаты" гомеровского текста на континенте в VI веке до нашей эры еще не могло быть. Поэтому мероприятия солоновского времени могли носить только организационный, но никак не литературоведческий и текстологический характер.
Гораздо более темным и спорным является вопрос о работе над гомеровский текстом во время последней тираннии Писистрата (541-527). Еще в XVIII веке Вуд, а за ним Ф. — А. Вольф в своих знаменитых "Prolegomena ad Homerum" (1795) связывали объединение мелких песен в две большие поэмы именно с деятельностью "редакционной комиссии" из четырех человек, утвержденной Писистратом и возглавлявшейся Ономакритом. Вольф основывал свои соображения, главным образом, на свидетельстве Цицерона (Об ораторе. III, 137) о том, что "он [Писистрат] первый, как говорят, расположил песни [libri] Гомера, ранее спутанные, в том порядке, в каком они нам известны", и на свидетельстве Иоанна Цеца (в его предисловии к "Богатству" Аристофана).[68]
На протяжении XIX века ученые высказывались по вопросу о комиссии Ономакрита в самом разноречивом духе.
К. — О, Мюллер (1825), несмотря на близость своих взглядов на авторство Гомера к позднейшим унитариям (см. ниже главу VI, стр. 128), не только признавал существование такого рода редакторской работы в VI веке, но, основываясь на одном месте у Плутарха (Тезей, 20), считал даже, что тогда занимались и редактированием творений Гесиода, которые к концу VI века тоже стали общегреческим национальным произведением. Мнение К. — О. Мюллера получило затем дальнейшее развитие и обоснование у Лобека.
63
Οὔτω καί ἐν τοῖς ἐφεξῆς χρόνοις ἐνίοτε νίνεται θάτερον μετὰ θάτερον, έξ ὤν ἔν ούδὲν γίνεται τέλος.
64
Схолии к „Одиссее“ (XIV, 280 и 698) называют списки хиосский, аргосский, Кипрский, критский и эолийский. Евстафий (К „Илиаде“, р. 6) добавляет массалийский и санопский. Это показывает, что наибольший интерес к Гомеру проявляла неконтииентальная Греция.
66
Виламовиц–Меллендорф (Homerische Untersuchungen, стр. 268 сл.) связывает возникновение этой легенды с Диэвхидом Мегарским.
67
P. Kretschmer, Die griechischen Vaseninschriften ihrer Sprache nach untersucht, 1894; O. Gruppe, Griechische Mythologie und Religionswissenschaft, 1909, т. I, стр. 609 сл.
68
О деятельности Писистрата по упорядочению гомеровского текста упоминают также Павсаний (VII, 6), писатель II века н. э. Элиан (Пестр, ист. ХШ, 14), оратор IV века н. э. Либаний, римский поэт Авсоний, Свида и византийский схолиаст Евстафий Фессалоникский (XII век). Однако Элиан в другом месте (VIII, 2) связывает даже первое появление гомеровских поэм в Афинах с деятельностью сына Писистрата — Гиппарха.