Из свадебных же песен родился затем особый лирический жанр — эпиталамий.[135] Ближе к подлинным народным песням стоят свадебные песни у Аристофана (Мир, 1933 слл., "Птицы", 1720 слл.). Плутарх[136] говорит о гименеях, исполнявшихся на религиозных празднествах при обряде "священной свадьбы" (ίερός γάμος).
5. БАСНЯ
Басня, содержащая в сказочной или иносказательной форме какое-нибудь поучение, была излюбленным типом народного творчества. Происхождение ее связывают с тотемистическими и магическими представлениями первобытных охотников. Конечно, в древнейшие времена это была еще не та басня, которая известна нам из дошедшего до нас сборника неизвестного времени, который древние приписывали фригийскому рабу Эзопу (Αἴσωποσ). Содержание Эзоповой басни, называемой им μῦθος (лат. fabula), уже очень сложно, она ставит себе иногда прямые политические задачи. Эта форма басни безусловно моложе гомеровского эпоса, как это отмечают современные исследователи. Но сам гомеровский эпос содержит бесспорные указания на то, что басня существовала раньше: некоторые гомеровские сравнения показывают, что животный эпос уже закрепил за образами орла, льва, змеи и т. п. определенные психологические характеристики. Из того, что в поэмах Гомера мы не встречаем басен, включенных в текст, нельзя еще делать никакого заключения, ибо такого рода вставки могли бы нарушить эпический стиль героической поэмы. Но в гневных словах Ахиллеса, обращенных к Гектору перед решающим поединком (Ил. XXII, 262-264), влияние животного эпоса не подлежит сомнению:
У авторов, ближайших по времени к Гомеру, мы находим уже вставки целых басен. Так, Гесиод в "Трудах и Днях" (ст. 202-211) рассказывает басню о соловье и ястребе и прямо называет ее этим термином (αἶνοσ).
У Архилоха же находим басню о союзе лисицы с орлом (фр. 86 Бергк, 81 Диль).
Несмотря на дружбу, орел похитил лисенят и, сидя на высокой скале, глумился над лисицей. Проклиная его, лисица взывает к Зевсу:
Архилох употребляет здесь тот же термин αἶνος. Следы животного эпоса в поговорках есть и у более поздних писателей; у Аристофана: "не раньше, чем волк вступит в брак с овцой ("Мир", ст. 1076); у Афинея: "так сказал рак, схватив клешней змею: другу должно быть прямым, а не замышлять кривого" (XV, 695 а).
Предполагают, что басни и побасенки, с развитием классового разделения греческого общества в большей степени были распространены в низших слоях. В условиях зарождающегося (в патриархальной форме) рабовладения в этих слоях появлялось много не-греческих элементов, которые могли заносить в Грецию басенный фольклор со своей родины. Однако этим лишь отчасти может объясняться значительное совпадение басенных сюжетов в древней Греции и в странах Востока. Сравнительное изучение животного эпоса как европейских, так и внеевропейских народов показывает, что сходные социальные условия в развитии доклассового и раннеклассового общества рождают одинаковые сюжеты. Поэтому в целом ряде случаев нужно признать, что некоторые индийские басни из сборника "Панчатантра" и почти совпадающие с ними соответствующие басни Эзопова сборника могли возникнуть в Греции и в Индии независимо друг от друга. Старая "теории бродячих сюжетов", господствовавшая в середине XIX века, должна быть отвергнута в качестве универсального принципа для объяснения такого рода совпадений. Но и в тех пределах, в каких заимствование сюжета басни является вероятным, нужно учитывать возможность кочевания подобных сюжетов не только с Востока в Грецию, но и обратно; появлению на Востоке греческих сюжетов особенно способствовали новые связи, созданные походами Александра Македонского, но проникновение их туда засвидетельствовано в отдельных случаях и раньше. Так, обычно считают созданными в Греция и затем перенесенными в Индию сюжеты таких Эзоповых басен, как "Аист и Лягушки" (76), "Заяц и Лягушки" (237); "Черепаха и Орел" (419), "Черепаха и Заяц" (420) и некоторых других.[137] С другой стороны, несомненно чужеземное происхождение басен, в которых действуют животные, не встречающиеся в Греции (слон, обезьяна, верблюд, крокодил, попугай и т. д.), но и их бытование на греческой почве может быть очень древним, так как, например, египетские и ливийские сюжеты могли попасть через пленников еще в эпоху первых набегов ахейских пиратов на азиатские и африканские берега, т. е. в ХШ-XII веках до н. э.[138]
138
Египетские и ливийские „рассказы“ (Λόγοι) упоминаются целым рядом более поздних авторов: Платоном (Федон, р. 275 в.), Гимерием (20–я речь), Дионом Хрисостомом (5–я речь) и др.