Поклонники малых форм относятся к большому эпосу, в их глазах уже давно изжившему себя, отрицательно, но их, людей изощренного вкуса, он чарует дивной патиной старины. Поэтому они жадно пользуются средствами большого эпоса в эпиллиях и, стараясь придать последним настроение греческой древности, сознательно подражают стилю Гомера — не тематике, конечно, а лишь эпической форме и той бытовой обстановке, какая изображена в поэмах Гомера. Они переносят в свои эпиллии гомеровские эпические формулы, стандартизованные "украшающие эпитеты", заимствуют у него технику сравнений и другие стилевые приметы древнего эпоса. Подражают они языку эпоса и в отношении фонетики и морфологии, мало обращая внимания на гомеровский синтаксис, своеобразную примитивность которого ни они сами, ни общество их эпохи еще не в состоянии почувствовать и оценить. Поэтов прельщают звучания старинных гомеровских огласовок, они копируют формы его флексий и вводят в свои эпиллии специфически гомеровские слова. Чтобы усилить иллюзию отдаленной древности, они готовы нагромождать особо редкие гомеровские формы, а иногда даже вводят в текст слова с неясной семантикой, которые они либо вычитали у древних писателей, либо взяли из того или иного областного диалекта. Стремясь выдерживать в точности гомеровский тип языка и гомеровский характер поэтики, они не замечают невольно допускаемых искажений гомеровского стиля, например, когда они вводят в свой эпос оба присущих новой поэзии стилистических тона — и фольклорный, и ученый. Так, в "Гекале" Каллимаха вставленная в речь ворона, написанную разговорным языком, ссылка на миф о споре Афины и Посейдона за Аттику преисполнена хитроумной учености: бог морей Посейдон обозначен там посредством туманного выражения "обитатель тины", а обычное, всем хорошо знакомое название страны — Аттика — заменено другим, не доступным пониманию рядового читателя — "Акта".
Произведения эллинистических поэтов послужили богатым материалом для изучения грамматики; но комментаторы послеэллинистического периода и византийского средневековья были равнодушны к безыскусственному народному творчеству: фольклором — бабьими сказками и незатейливыми деревенскими песнями — никто тогда не интересовался; притягивало к себе только мастерство, изящество. Каприз поэта, пересаживавшего в текст стихотворения деревенский песенный оборот, никак не мог вызвать к себе серьезного отношения со стороны позднейших грамматиков. Напротив, книжная ученость Аполлония или Каллимаха казалась в высшей степени занимательной. Сколько труда, сколько кропотливейших изысканий и блестящих догадок требовалось, чтобы раскрыть, например, смысл непонятных стихов из "Александры" Ликофрона. Такая задача многим позднейшим грамматикам должна была представляться не только увлекательней, но и почетной, поскольку справиться с ней мог только подлинный эрудит, человек, который и сам обладал обширной начитанностью в античных мифографах и древнегреческой литературе. Фольклорный же тон эллинистической поэзии ускользал из поля зрения поздних античных и византийских грамматиков; напротив, отчетливо выступала на первый план ее мифографическая ученость. Эта ставшая вскоре традиционной, крайне узкая, а по сути дела ложная характеристика эллинистической поэзии в целом продолжала жить в науке вплоть до конца XIX столетия, и только новейшая классическая филология, занявшись проблемой античного фольклора, к началу XX в. различила, наконец, в александрийской поэзии ее фольклорный стилистический тон.
Глава III КАЛЛИМАХ
1. БИОГРАФИЯ КАЛЛИМАХА
Жизнь Каллимаха приходится на отрезок времени приблизительно с 310 по 240 г. до н. э., т. е. на первую половину III в., совпадая, таким образом, с началом эллинистического периода. Биографические сведения об этом крупном поэте, какими мы располагаем, крайне скудны. Родиной Каллимаха, творчество которого теснейшим образом связано с Александрией, была Кирена, греческий приморский торговый город на северном побережье Африки, к западу от Александрии, основанный в незапамятные времена дорийцами, выходцами с острова Феры. Мифическим основателем ("ктистом") Кирены легенда называла Батта, имя которого поэтому пользовалось в Кирене большой популярностью; имя Батта носил и отец Каллимаха, как мы это узнаем из заметки в словаре Свиды. Каллимах получил имя по деду, некогда с оружием в руках защищавшему родину: об этом поэт говорит в одной из своих эпиграмм (21).