1. Главная
  2. Книги
  3. Коллектив авторов
  4. История греческой литературы Том III
  5. Страница 51
Выбрать главу
(III, 91-103)

Афродита соглашается исполнить просьбу богинь; все они идут в сад Зевса искать Эрота и находят его играющим в кости с Ганимедом:

Выигрыш весь свой собрал и зажал его в левую руку Бойкий Эрот и, смеясь, за пазуху кости засунул; Прямо стоял он, и цвел на щеках, пробиваясь сквозь кожу, Нежный румянец. Колена согнув, на земле примостившись, Грустный сидел Ганимед — проиграл свои кости он; пара Только осталась, и был он насмешками очень рассержен. Вот и последнюю пару опять проиграл он, как раньше; Прочь он, понурясь, поплелся с пустыми руками. Киприды Он не заметил. И к сыну она подошла и шутливо За подбородок взяла и, к нему обращаясь, сказала: "Что ты смеешься, негодный шалун? Ты, я вижу, слукавил, Верно его обыграл, неискусного, ты не по чести. Впрочем, будь милым теперь, мне исполни, о чем попрошу я".
(III, 119-131)

Афродита обещает сыну чудесный мяч, которым в детстве играл Зевс:

Слушал внимательно сын, и пришлось ему по сердцу слово, Бросил игрушки свои и обеими сразу руками Начал он мать за хитон хватать и ловить неотвязно С просьбой, чтоб мячик сейчас же дала. Но ласковой речью Сына она усмирила, к себе привлекла, обнимая, Щечки целуя ему, она говорила с улыбкой...
(III, 145-150)

Бытовой характер этой картинки и психология ее персонажей очень далеки от гомеровской поэзии. Гера, Афина, Афродита и ее капризный сынок взяты поэтом из современного Аполлонию общества. Боги Аполлония — только обязательная принадлежность эпической формы; поэт использует их появление для того, чтобы показать свой талант и дать красивые пластические образы. И действительно, Афродита с гребнем и мальчики, играющие в кости, дают такую же реальную бытовую картину, как лучшие статуи эпохи эллинизма.

У Аполлония встречаются даже атеистические мысли, которые он влагает в уста "дерзкому Иду", сыну Афарея, позднейшему сопернику Диоскуров. В I книге перед отплытием он смеется над пророчеством Идмона и задумчивостью Ясона:

Знай, что это копье, которое многих сильнее, В битвах увенчано славой. Сам Зевс мне не больше поможет Право, чем это копье! Им клянусь я, что гибели черной Нечего вам опасаться, — удача помчится за нами Лишь потому, что я здесь — если б даже был бог наш противник.
(I, 466-470)

В том же духе выступает Ид по поводу предложения Аргоса, сына Фрикса и Халкиопы, обратиться за помощью к Медее:

...лишь Ид, Афарея наследник, Гневом охвачен, вскочил и восклинул сурово и грозно: "Стыд и позор! Значит жены — отныне соратники наши? Мы призываем Киприду, чтоб нам помогла в нашем деле, А не великую мощь Эниалия? Что вы глядите На ястребов, на голубок и битвы хотите избегнуть? Вот и старайтесь теперь, забыв о военных деяньях, Льстивою речью своей красавиц пленять мягкосердых".
(III, 556-563)

Хотя далее все происходит по совету Аргоса и приказу Ясона, но слова Ида остаются неопровергнутыми, и создается впечатление, что автор поэмы, так обильно уснащающий ее жертвоприношениями и предзнаменованиями, в душе сочувствует Иду.

Единственный момент, где Аполлоний как будто придает известное религиозное освещение событию, это — убийство Апсирта, один из наиболее сильных эпизодов всей поэмы. Но. и тут религиозные образы и фигуры опять-таки лишь условности. Перед убийством Медея говорит Ясону:

Слушай, что я предложу. Я недоброго много свершила, Нынче решусь на последний я шаг и свершу преступленье, Мне от богов внушены ужасные мысли...
(IV, 411-413)

Безоружного Апсирта заманивают в храм и убивают:

Хлынула кровь из-под пальцев и алые брызнули капли На серебристый покров сестры, отвернувшейся мрачно, Но на позорное дело глядит осуждающим взором Строго Эриния та, что сердца всех людей укрощает.
(IV, 473-476)

Это убийство вызывает гнев Зевса, который требует, чтобы виновники проделали очистительные обряды на острове Кирки. Однако далее Зевс не проявляет интереса к выполнению своего приказания. Таким образом, получается, что боги, по утверждению Медеи, внушили ей убийство, и они же карают ее за него. Действительным виновником убийства Аполлоний считает Эроса. Здесь Аполлоний уже открыто сменяет свой эпический тон на чистейшую лирику вполне в духе эротической поэзии своего времени:

~ 51 ~