— аналогичного рода (т. е. продиктованное установкой, при-митивизирующей античность) убеждение в неразвитости политической жизни в греческих городах и отказ, ввиду этого, признать за политическими объединениями демократов или олигархов в Афинах качества политических партий (гл. VII, § 3);
— тенденциозное апологетическое отношение к античной демократии, доходящее до оправдания не только просчетов, но и преступлений Афинского государства, таких, например, как расправа с жителями Мелоса (гл. X, § 2) или казнь философа Сократа (гл. X, § 8);
— столь же избирательное, тенденциозное отношение к течениям в античной общественной мысли и философии, восторженное отношение к материалистическому учению Демокрита и признание его кульминационным пунктом в развитии античной философии и науки (гл. IX, § 9) и, наоборот, резкое неприятие и умаление значения Сократа и его школы как носителей реакционного идеалистического начала (гл. X, § 8; гл. XI, § 11; гл. XII, § 2; гл. XV, § 4).
Думается, что и отказ древним македонянам в праве быть греками продиктован не столько собственно историческими или лингвистическими соображениями (они во всяком случае не бесспорны), сколько желанием подчеркнуть радикальную чуждость греческому миру — и в первую очередь афинской демо-
кратии — тех, кто лишил этот мир его свободы (см. гл. XII,
§ 3).
Среди более конкретных исторических суждений незащитима, прежде всего, предполагаемая связь распространения железа в Балканской Греции с переселением дорийцев (гл. I, § 5). Новейшие исследования показали, что широкое распро
странение железа в Греции должно быть отнесено на одно-два столетия позже дорийского завоевания. Марксистским шаблоном продиктована характеристика гомеровского, по существу, невзирая на известную реанимацию родовой общины, аристократического общества как «военной демократии», равно как и категорическое отрицание существования в гомеровское время каких-либо денежных единиц (гл. I, § 6). Отсюда же (т. е. от односторонней оценки послемикенского времени как периода сугубо регрессивного) характеристика геометрического стиля как явления примитивного и убогого (там же), между тем как современные исследователи (например, Ч. Старр) справедливо усматривают в этой геометрике первые проблески нового рационалистического духа. Благими намерениями, но именно в духе советской исторической социологии, продиктована, далее, модернизаторская и по существу неверная трактовка старшей тирании, в частности и режима Писистрата в Афинах, как демократической диктатуры (гл. II, § 4; гл. III, § 3), тогда как на деле это была разновидность древнего бонапартизма.
То же надо сказать об отрицании национал-шовинистиче-ского («расового») момента в противоположении эллинства и варварства в греческой литературе до середины V в. (гл. II,
§ 5), между тем как привкус этого чувствуется уже у Гомера и отчетливо прослеживается у писателей архаики (Архилох) и ранней классики (Гераклит). Столь же искусственным выглядит и отрицание принципиального национального и политического противостояния греков персидской агрессии (по Лурье, это — фикция, разработанная Геродотом в угоду афинской демократии, см. гл. V, § 5). Показательны, наконец, защита старшей софистики ввиду ее философского и политического радикализма (по Лурье, выливавшегося в «революционные материалистические идеи», а на деле приводившего к крайнему релятивизму и нигилизму) и снятие с софистов рано и небезосновательно предъявленных обвинений в беспринципности и шарлатанстве (см. гл. X, § 9).
Отметим также ряд случаев, когда в курсе Лурье подхвачены и развиты модные в свое время, но весьма спорные идеи — о возникновении форм рабства типа илотии не столько вследствие покорения завоевателями местного населения, сколько поначалу спонтанным путем, за счет разорения и закабаления соплеменников (гл. IV, § 1—3, точка зрения Эд. Мейера); о ста
новлении Спартанского государства в его классическом, «законсервированном» виде не в раннеархаическое время, в ре-
зультате реформ, связанных с именем Ликурга, а лишь в VI столетии, после Мессенских войн, ради подавления ставшего уже многочисленным класса илотов (гл. IV, § 3, развитие концепции переворота VI в., разработанной Г. Дикинсом, Г. Т. Уэйд-Джери и В. Эренбергом); о деятелях конца V в. Алкивиаде, Лисандре и Кире Младшем, бывших и в самом деле политиками нетрадиционного плана, как о подлинных предтечах эллинизма (гл. X,
§ 1 и 4; гл. XI, § 1).
Кроме того, в книге Лурье есть много неточных или незащитимых утверждений по отдельным частным поводам. Такова парадоксальная трактовка завершившего Греко-персидские войны Каллиева мира (447 г.) как успеха скорее персов, чем афинян, а фиксировавшего передышку в борьбе Афин со Спартой Тридцатилетнего мира (445 г.) —как крупной дипломатической победы афинян, а не их вынужденной уступки (гл. VII,