Англичане и французы приняли новый термин почти без изменения (mammals и mammifères соответственно). Немцы же слегка сместили акцент, выбрав слово Säugetiere, то есть «животные, сосущие молоко», которое подчеркивало роль отпрыска, а не матери. В самом деле, если следовать логике немцев, то в их термине больше смысла, так как молоко сосут и женские, и мужские особи. Но систематика Линнея не ограничивалась только зоологией. Привилегия «млекопитания» соответствовала политике XVIII века, одобрявшей материнское грудное вскармливание и исключительно домашнюю роль для женщин. Интересно отметить, что научное определение женской груди уже появлялось у Линнея в его более раннем трактате «Fauna Suecica» (1746). На фронтисписе книги была изображена женщина с четырьмя грудями, символизировавшая животное царство (илл. 41)[168].
Как и многие мыслители эпохи Просвещения, Линней был уверен в том, что кормление грудью — это материнский инстинкт. Кормление и материнские чувства считались врожденными у животных и у человека. Мать не нужно было учить, как покормить свое дитя грудью, это приходило к ней естественным образом. Достаточно странно, но еще в Средние века было известно, что некоторые женщины, в основном знатные, этого «инстинкта» лишены. Некоторые средневековые французские поэмы описывают положение женщины, впервые ставшей матерью, которая «не знает, как кормить грудью», потому что она этому «никогда не училась» или потому, что «плохо владела этим ремеслом».
На сегодняшний день, благодаря исследованиям медиков и антропологов, мы знаем, что у людей кормление грудью не является инстинктивным. Как и любому другому социальному поведению, ему надо учиться с помощью наблюдения и информации. Даже высших млекопитающих, шимпанзе и горилл, если они воспитываются в зоопарках, надо научить, как кормить их новорожденных малышей[169]. Что бы Линней подумал о матери, которая кормит грудью ребенка перед клеткой с приматами, чтобы научить их кормить грудью? Если бы Линней так не увлекся материалистской идеей XVIII века и не будь он отцом семерых детей, то мы, возможно, и не называли бы себя млекопитающими.
Во Франции идея материнского кормления грудью получила самое революционное развитие. Там философы, политические писатели, официальные власти и медики вели кампанию против кормилиц. Самым большим влиянием среди них пользовался Жан-Жак Руссо (1712–1778). В трактате о воспитании 1762 года под названием «Эмиль» он утверждает, что грудное вскармливание крепче привяжет матерей к их детям и семьям и станет основой социального возрождения. «Как только женщины снова станут матерями» — и под этим Руссо подразумевал кормящих матерей — «мужчины снова станут отцами и мужьями»[170].
Какими бы соблазнительными ни были его речи и влиятельными его идеи, — позиция Руссо попала под огонь современных критиков, оскорбленных тем, что, с его точки зрения, женщины существуют на земле только для того, чтобы ублажать своих мужей и кормить детей. Руссо полагал, что мозги даны мужчинам для того, чтобы думать, а груди даны женщинам для того, чтобы кормить. Если мужчины находят женскую грудь привлекательной, то это, в конечном счете, в интересах продолжения рода и сохранения семейных уз. За поэтическими строками о матерях, как об искупительной социальной силе, и политикой эгалитарного кормления грудью скрывается сексистский взгляд на мир, настолько глубоко укоренившийся в западной культуре, что многие этого просто не замечают. Идеи Руссо о том, что женщина от природы существо дающее, любящее, жертвующее собой, стали базисом для новой идеологии идеализированного материнства, популярной в Европе и Америке в течение двух следующих столетий (илл. 42).
168
Doris Desclais Berkvam,
170
Jean-Jacques Rousseau,