Летом 1982 года, когда Петя с Лёликом позвонили Паше, он только что вернулся из «академки». Участники его группы разъехались по отпускам, база простаивала. Хотин решил помочь друзьям… Однако на первой же репетиции выявилось, что его взращенное на классике джаз-рока музыкальное мышление абсолютно несопоставимо со зверино-интуитивными опытами первопроходцев проекта и ансамбль безнадежно не складывается. Но настоящий мастер всегда найдет выход! Паша мудро перешел на бас, играть на котором почти не умел, а за клавиши пригласил примерно так же ими владеющего институтского приятеля Диму Полякова. Лёлик сидел за барабанами, Мамонов пел и играл на гитаре. Инвариантный ряд сложился, стало получаться намного лучше. Подтянулся Троицкий, который попробовал играть на скрипке, причем без смычка, пальцами. Подзвучить ее оказалось нереально, так что игру Артема никто не слышал, и он, как минимум, никому не мешал. Дело двигалось. К примеру, изобретенная на том этапе аранжировка песни «Шуба-дуба блюз» оказалась настолько удачной, что с успехом использовалась впоследствии каноническим составом «Звуков Му». Тогда это название по отношению к группе, впрочем, еще не утвердилось, и группа по предложению Троицкого именовалась «Бронепоезд без колес». Увы, вскоре этот зачаточный этап становления коллектива был прерван самым жестоким образом. Безобидный разгильдяй Лёлик решил социализироваться и неосторожно устроился в какую-то злосчастную бойлерную, где у него не сложились отношения с районной милицией. Расстроившись, он перестал ходить на работу и… получил два года исправительной колонии за тунеядство. Не пережив такого удара, ансамбль временно распался.
Тем временем Саша Липницкий с легкой руки Артема Троицкого перезнакомился со всеми лидерами новой волны ленинградского рок-андеграунда: Гребенщиковым, Майком и Цоем. В квартире Липницкого на Каретном ряду образовался своего рода богемный салон, где будущие звезды исполняли (иногда впервые) свои песни для узкого круга московских друзей, потребляли алкоголь, а также священнодействовали: пялились на экран одного из первых в стране видеомагнитофонов. Как вспоминает Троицкий, на одном из таких домашних концертов «Аквариума» он «посреди всеобщего пьяного словоблудия» и услышал впервые из уст Петра Николаевича заветные слова «З-з-звуки М-му» (великий артист, как известно, немного заикался).
На совместных попойках Мамонов вообще иногда произносил запоминающиеся фразы. Однажды у него вдруг вырвалось: «Алкоголь – это я». В другой раз, чокаясь с Гребенщиковым, он задумчиво сказал: «Люблю я тебя, Боря. Люблю! Но не очень…» В свою очередь, сам Гребенщиков любил цитировать другую пословицу «Звуков Му»: «Человек человеку – композитор».
На правах старого друга Липницкого и Троицкого Мамонов стал принимать участие в совместных с питерцами квартирных концертах в «салоне на Каретном», который он называл «Дом культуры». Это было для него отличным тренингом: начинающий артист мог повариться в соку, а точнее, в самых сливках русского new wave – ничего более свежего и стилистически актуального в отечественном роке той поры не существовало и близко. Липницкий, впрочем, поначалу не воспринял экзерсисы бывшего школьного товарища всерьез и представлял его друзьям как эдакую диковинку, экзотический курьез. Троицкий, напротив, горячо втолковывал всем, включая владельца квартиры, насколько все это ярко, самобытно и круто.
Наконец, Мамонов сам предложил Липницкому, в котором всегда чувствовался неплохой организатор, объединить усилия в работе над проектом. Прозвучало это крайне своевременно: антикварный бизнес, в котором по уши погряз Александр Давидович, находился в глубоком кризисе. Кто-то уже сел в тюрьму, кто-то – на иглу, всех плотно обложили мастера «глубокого бурения». В моду входило выражение «антиквариат – это тебе не муха на палке». Так что Саша был рад сменить род занятий и с головой уйти в прогрессивное искусство. К тому же он реально ощутил, что его школьный друг добился в творческом саморазвитии чего-то весьма значительного.
Музыкантов в формирующейся группе не хватало: кроме потенциально верного клавишника Паши Хотина и сидевшего в колонии Лёлика, из которого Мамонов твердо надеялся вырастить гитариста, рассчитывать было не на кого. Среднестатистический профессиональный музыкант, услышав поющего Мамонова, мог и осатанеть. Стало ясно, что придется натаскивать кого-то из своих.