Естественно возникает вопрос о причинах победы мусульманской армии, в которой не было профессиональных военачальников и которая, по существу, впервые была сведена воедино из разрозненных племенных и локальных отрядов и никогда до этого не действовала как единое целое в большом сражении.
С одной стороны, имелись причины, лежавшие вне самой мусульманской армии. Византийская армия, участвовавшая в этом сражении, вопреки свидетельствам источников обеих сторон, вряд ли насчитывала 40 000 человек, ибо для армии такой численности потеря 1700 убитыми и примерно 5000 ранеными (считая по три раненых на одного убитого) не настолько велика, чтобы сделать ее неспособной выдержать удар вдвое более слабого противника, но если силы обеих сторон в начале сражения были примерно равны, то такие потери меняли соотношение сил. К тому же против мусульман были посланы не лучшие византийские войска, к ним присоединилась городская милиция, выучка которой была не выше, чем у арабов. Наконец, гибель командующего, особенно если она произошла в переломный момент сражения, всегда тяжело сказывается на моральном духе войска.
С другой стороны, мусульманское войско, при всех его недостатках, имело стойкое ядро из 2 — 3 тыс. сподвижников пророка, сильных сознанием правоты своего дела, а порой и фанатическим рвением заслужить райскую награду ценой смерти в бою; наличие такого ядра помогло выдержать удары византийцев. Вторым преимуществом мусульманского войска была хорошая легкая кавалерия, которая нанесла сильный ответный удар и довершила разгром, преследуя противника. Не исключено также, что Халид как полевой командир превосходил византийского командующего, но гадать об этом бессмысленно.
Хотя битва при Аджнадайне и не была решающей с участием основных сил византийской армии, значение ее нельзя преуменьшать. Благодаря этой битве мусульмане уверились в своей способности побеждать грозных "румов", а, кроме того, значительно пополнили свое вооружение за счет трофеев.
Отдохнув и приведя себя в порядок, мусульманская армия возвратилась к Дамаску. По данным ал-Азди и ал-Куфи, на той же равнине Мардж ас-Суффар путь ей преградили византийцы: произошло короткое, но достаточно кровопролитное сражение [+78]. Само по себе повторение событий на одном и том же месте не представляет ничего невероятного: естественно, что дамаскинцы попытались дать бой на подступах к городу, и понятно, что эта равнина была наиболее удобным местом для этого. Подозрительно другое: это сражение датируется двенадцатым днем от конца джумады II, тем же днем, что и нападение на арьергард, в предыдущем одноименном месяце. Если это сообщение не ложно, то вторая осада Дамаска началась в двадцатых числах августа 634 г.
СМЕРТЬ АБУ БАКРА
Радостная весть о победе при Аджнадайне застала Абу Бакра тяжело больным: 8 августа он помылся, его продуло, и началась сильная лихорадка, все более и более изнурявшая его. Родные и близкие предлагали позвать врача, но Абу Бакр отказывался от лечения. Почувствовав приближение кончины, он решил заранее подумать о преемнике, чтобы избавить общину от того кризиса, в котором она оказалась после кончины Мухаммада. Выбор его пал на Умара б. ал-Хаттаба, который все дни болезни руководил молитвой, а до этого, если верить многочисленным свидетельствам средневековых арабских историков, был его ближайшим советником. Своим предположением Абу Бакр поделился с Абдаррахманом б. Ауфом, тот заметил с сомнением: "Конечно, он достойнее других, но — груб". Абу Бакр успокоил: "Это оттого, что ему казалось, что я слишком мягок, а когда все ляжет на него, то он оставит многие свои привычки" [+79].
Талха, с которым он говорил о том же, был более резок: "Ты оставляешь вместо себя Умара, хотя и видел, что испытывают люди от него, [даже] когда ты с ним, а что будет, когда он останется с ними один? Ты встретишься с Господом твоим, и он спросит тебя о твоей пастве". Абу Бакр помолчал и ответил: "Что ты стращаешь и запугиваешь меня Аллахом? Когда я встречу господа моего Аллаха и он спросит меня, то я отвечу: "Я оставил вместо себя лучшего из твоих людей" [+80].
Добившись поддержки верхушки мухаджиров, Абу Бакр продиктовал Усману краткое распоряжение о преемнике, которое затем было передано Умару. Несомненно, что воля умирающего стала известна за пределами узкого круга доверенных лиц, но на этот раз ансары не заявили претензий на верховную власть в общине, может быть потому, что наиболее активные и авторитетные из них находились в это время далеко от Медины.
На следующий день, в понедельник 22 августа [+81], после захода солнца первый халиф скончался, дожив, как и Мухаммад, до 63 лет, в чем правоверные усматривали знак особой милости. Аллаха за благочестие. Мусульманская традиция подчеркивает чрезвычайное бескорыстие и скромность жизни Абу Бакра: став халифом, он продолжал пасти своих овец и торговать одеждами на базаре, пока не оказалось, что это отвлекает от руководства общиной; после смерти он не оставил "ни динара, ни дирхема" — ничего, кроме одного раба, водовозного верблюда и поношенной одежды ценой в пять дирхемов [+82]. Разобраться в истинности этих сообщений очень трудно. Мы знаем, что свой капитал в 40 000 дирхемов, нажитый в Мекке, Абу Бакр истратил постепенно на помощь мусульманам-беднякам, на помощь самому Мухаммаду и на общественные нужды, но в то же время трудно поверить в нищенскую бедность бывшего купца средней руки. Во-первых, мы знаем, что для возмещения убытков от прекращения торговли община назначила халифу две или две с половиной тысячи дирхемов в год, но он потребовал добавить еще пятьсот, и получил эту добавку [+83]. Конечно, эта сумма должна была показаться следующим поколениям ничтожной, но она не была настолько мала, чтобы дом был совершенно пуст даже при трех женах, — она равнялась жалованью советника второго ранга в префектуре Африки при Юстиниане I или заработку десяти квалифицированных ремесленников [+84]. Во-вторых, известно, что Абу Бакр составил завещание относительно своего имущества, отец, переживший его, которому досталась 1/6 наследства, уступил ее сыновьям Абу Бакра [+85], вряд ли в этом случае речь шла только о поношенной одежде и водовозной кляче. Можно объяснить даже, откуда родились слова о том, что после Абу Бакра не осталось "ни динара, ни дирхема": при обследовании общественной казны, хранившейся в отдельной каморке в доме Абу Бакра, действительно не было обнаружено ни того, ни другого [+86] — все деньги, поступавшие в казну, он сразу же делил между мусульманами Медины. Словом, по сравнению со многими мухаджирами-богачами Абу Бакр был беден, но представлять его таким нищим, как старалась обрисовать Аиша, нет оснований.
Похороны халифа свершились без всякой пышности и торжественности. Хоронили его той же ночью в присутствии узкого круга близких, положив рядом с пророком. Могилу сровняли с землей, не оставив ни могильного холмика, ни памятного камня. Женщины пытались устроить в доме традиционное оплакивание, но Умар пресек этот языческий обычай [+87].
Наутро Умар в мечети принял присягу, но о том, как она проходила, нет никаких сведений. Отсюда можно заключить, что каких-либо эксцессов или открытого противодействия не было. Не сохранилось и достоверных воспоминаний о содержании первой речи нового халифа. Вернее, приводятся различные фразы, якобы относящиеся к ней. Наиболее выразительна из них следующая: "Воистину, арабы похожи на верблюда с проколотым носом, который следует за своим поводырем, а его поводырь не видит, куда вести, а уж я, клянусь господом Ка'бы, выведу их на истинную дорогу" [+88].