Согласно (мусульманской исторической традиции, первую попытку письменной фиксации всего объема проповедей предпринял Абу Бакр после битвы в «саду смерти», когда погибло много устных хранителей Корана (см. т. 1, с. 198 — 199). Может быть, главным результатом этой инициативы была лишь активизация записи того, что прежде держалось в памяти.
Понятно, что при всем благоговении перед текстом откровения объем хранившегося в памяти и в записях разных людей, которых к тому же завоевательные походы разбросали по обширной территории, был различным, а в совпадающем объеме текста имелось множество мелких и крупных разночтений.
Ко времени Усмана каждый из крупных провинциальных центров имел свою, авторитетную для него редакцию: в Басре это была редакция Абу Мусы ал-Аш’ари, в Куфе — Абдаллаха б. Мас’уда, в Сирии — Убаййа б. Ка’ба. В Медине каноническими считались, по-видимому, списки Зайда б. Сабита и Хафсы или же существовал какой-то иной общепринятый в среде старейших сподвижников свод текста, так как ни о каких текстологических разногласиях в Медине не сообщается. В спорных случаях опрашивали несколько авторитетов: «Слышал ли ты, как посланник Аллаха сказал то-то и то-то?» — их подтверждения было достаточно.
Иначе обстояло дело в провинциях. Наметившееся к этому времени политическое соперничество между ними отражалось и в спорах о тексте Корана. Как сообщает один из ранних средневековых знатоков истории текста Корана, острота разногласий в Куфе доходила до того, что в одном углу мечети собирались для чтения Корана «по Абу Мусе», а в другом — по «Ибн Мас’уду». Очевидцы подобных споров обратились к Усману с предложением утвердить текст, который был бы принят всеми и снял бы опасные разногласия [+11].
Усман предложил всем принести имеющиеся у них записи и, положив в основу списки Зайда и Хафсы, составил сводный текст. С этого списка были сделаны несколько копий и разосланы в крупнейшие гарнизонные города, остальные списки было приказано уничтожить.
Композицию этой, так называемой Усмановской редакции Корана нельзя признать удачной. Материал в ней был расположен не в хронологическом порядке, а по размеру главок (сур) — от самой длинной суры «Корова» в 286 стихов (айатов) [*1] до небольших сур-молитв в 3 — 6 айатов. В нарушение этого принципа в начало была помещена сура-молитва «Фатиха» («Открывающая»):
«Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. 1) Хвала Аллаху, Господу миров, 2) милостивому, милосердному, 3) царю в день суда! 4) Тебе мы поклоняемся и просим помочь! 5) Веди нас по дороге прямой, 6) по дороге тех, кого Ты облагодетельствовал, — 7) не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших».
Как свидетельствуют средневековые знатоки истории текста Корана, «Фатиха» отсутствовала в своде Абдаллаха б. Мас’уда, так же как завершающие две суры-молитвы (113-я и 114-я) [+12]. Сообщаемый этими знатоками перечень сур свода Ибн Мас’уда и Убаййа свидетельствует, что, несмотря на все различия, общий принцип расположения сур был тот же, что в Усмановской редакции. И во всех случаях Коран начинался (если не считать «Фатиху») с первой мединской суры «Корова» [+13]. Это позволяет предполагать, что такой порядок сложился на раннем этапе письменной фиксации, скорее всего в первые годы хиджры, а не был установлен при Усмане.
Несмотря на распоряжение уничтожить индивидуальные списки, многие из них сохранились и находили приверженцев. По утверждению некоторых источников, отказался уничтожить свой список Ибн Мас’уд, говоря: «Да я читал [слышанные] из уст посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, семьдесят сур, когда Зайд ибн Сабит с двумя косичками еще играл с мальчишками» [+14]. Можно понять его возмущение предпочтением, оказанным списку Зайда, ведь он действительно слышал и заучивал откровения в пору гонений, хранил свои записи как драгоценную реликвию, а их приговорили к уничтожению, предпочтя записи мальчишки. Сохранились также отдельные копии других провинциальных списков, которыми пользовались составители первых комментариев к Корану. Но все они после утверждения канонического текста утратили прежнее значение.
Другие нововведения Усмана касались внешней стороны обрядности: он добавил третий призыв к молитве и вместо двух рак’атов молитвы в Мина стал делать четыре [+15].
НАЗРЕВАНИЕ КОНФЛИКТА
Интенсивное обогащение верхушки мусульманского общества и победоносное шествие арабских армий, сопровождавшие все годы правления Усмана, составляют фасадную сторону событий этого времени, за которой скрывается малоприметный процесс внутреннего развития государства, протекавший не столь однозначно, как завоевания, и приведший Халифат к серьезному внутреннему кризису.
Как отмечают средневековые историки, первые шесть лет правления Усмана, т. е. примерно до 650 г., не вызывали недовольства мусульман, затем начинаются не вполне ясные конфликты, которые в источниках излагаются как следствие дурных решений халифа, нарушавшего клятвенные обещания, данные при его избрании.
Усман действительно не всегда поступал осмотрительно и со временем утратил представление о границах своей власти, но несомненно, что в основе конфликтов, возникших в начале пятидесятых годов, лежали глубинные социально-экономические процессы.
Какие же внутренние процессы происходили в мусульмане обществе за парадным фасадом военных успехов? Прежде всего следует сказать, что в этот период еще не произошло полного совпадения государства и мусульманской общины. Последняя не столько управляла государством, сколько пользовалась продуктами его деятельности. Разнообразные государственные и территориальные образования, объединенные в Халифате силой оружия, имели свои автономные, веками складывавшиеся административно-фискальные и хозяйственные механизмы, которые продолжали надежно функционировать, невзирая на смены высшей власти (если только она не пыталась разрушить их улучшениями) [+16]. Халифам не было нужды задумываться над организацией производства на новых началах. Взаимоотношения этих систем с мусульманской властью были красноречиво сформулированы в договоре с жителями Мерва: «На них лежит раскладка дани, а на мусульманах — только ее получение» [+17]. Главной заботой халифа было не устроение государства, а получение и распределение доходов.
Как мы видели, проблему распределения получаемых налоговых поступлений Умар решил более или менее удовлетворительно, но только применительно к нуждам армии-завоевательницы, в условиях, когда халиф был в роли главнокомандующего, определявшего стратегические цели и распределявшего стратегические резервы, а подавляющая масса обитателей выдвинутых вперед военных баз, вроде Куфы и Фустата, состояла из воинов, получавших жалованье в соответствии со стажем участия в военных действиях.
Создание Куфы, Басры и других военных баз, в которых концентрировались основные вооруженные силы Халифата, было неотвратимой потребностью армии, нацеленной на завоевания, но в нем была заложена неотвратимость утраты Мединой положения столицы. Не только потому, что через пятнадцать лет после основания каждый из этих городов превзошел Медину по численности населения: главное, что за эти годы зона военных действий отодвинулась от этих форпостов мусульманского государства еще не менее чем на 1000 км. Балх и Мерв, через которые в 652 г. пролегла восточная граница Халифата, отстояли от Басры на 2000 км — вдвое больше, чем Басра от Медины. Прежние форпосты стали для пограничных гарнизонов таким же (и даже более глубоким) тылом, каким совсем недавно была Медина для этих форпостов.