– Ей сейчас лучше?
– Спасибо, благодаря вам она совсем поправилась.
Они услышали, как кто-то зовет Бамбоку, потом появился слуга.
– Господин Киёмори желает немедленно вас видеть, – объявил он.
Нос, который знал, как нетерпелив бывает Киёмори, сразу же начал извиняться.
– Господин, если вы позволите, я как можно скорее вернусь, – сказал он, в то же время задавая себе вопрос, не возникло ли что-нибудь срочное в связи со строительными работами в Фукухаре, потому что там Бамбоку в последнее время проводил большую часть каждого месяца.
Гио тоже собралась покинуть Таданори, который не пытался ее удерживать, когда Бамбоку, не обращая внимания на хозяина, дал ей знак остановиться:
– Ну останься еще ненадолго и поговори с господином, которому, как кажется, это доставляет удовольствие. Я уверен, что долго не задержусь.
Красный Нос слушал Киёмори с некоторым нетерпением. Похоже, что ему придется здесь задержаться гораздо дольше, чем он предполагал. Киёмори перескакивал с одной мысли на другую и непомерно долго распространялся, прежде чем дойти до сути. Не очень удобно спрашивать, не обидев хозяина, зачем за ним послали, думал Бамбоку.
Наконец Киёмори предложил: «Сакэ?» – и приказал слуге приготовить угощение.
– Благодарю вас, мой господин, я… – Красный Нос больше не мог скрывать своего нетерпения. – Сказать вам правду, мой господин… – начал он, потирая лоб.
– В чем дело, Бамбоку? Ты куда-то торопишься?
– Да, точно, мой господин.
– Дурак! Ты ждешь, чтобы я догадался, куда именно?
– Меня кое-кто остался ждать у достопочтенного Таданори.
– Кое-кто?
– Да.
– Кого именно ты имеешь в виду под «кое-кто»?
– Сказать вам правду, это танцовщица из Хорикавы.
Киёмори захихикал:
– Танцовщица, ты сказал?
Красный Нос хлопнул себя по лбу. Как же он глуп! Он должен был догадаться, что именно из-за этого его и позвали.
– Вы, возможно, заметили ее, когда проходили мимо нас.
– Да, я заметил девушку, – сказал Киёмори. – Раньше я ее никогда не видел. Как ее звать?
– Гио, господин.
– Зачем ты привел ее к Таданори? Что, эта деревенщина, мой братец, собрался вечером погулять?
– Напротив, – с преувеличенным усердием отрицал Бамбоку и подробно изложил события, которые предшествовали появлению Гио в Рокухаре. Он многозначительно добавил, что она самая любимая ученица Тодзи, что ей только семнадцать лет и что девушка настолько дорога хозяйке, что еще не была представлена публике.
К тому времени, когда на столе появились сакэ и еда, Бамбоку уже опять стал так говорлив, каким он бывал обычно.
– Красный Нос, – откровенно начал Киёмори, даже не притронувшись к сакэ. – Ей это очень понравится. Приведи ее сюда.
– Э-э, господин, вы имеете в виду Гио?
– Угу, – кивнул Киёмори.
Под темными карнизами и вдоль галерей один за другим зажигали светильники, и Гио смотрела на них как во сне. Это волшебная страна, думала она. Вечернее небо становилось сине-фиолетовым, над травой во внутреннем садике негромко стрекотали насекомые. Если бы это могло продолжаться всегда, вздыхала она про себя, пока горящие фонари вдруг не напомнили ей о том, что пора возвращаться. О чем говорили они с Таданори? Всего несколько слов ему в ответ… В основном она сидела неподвижно, глядя в сад. Никогда девушка не испытывала такого блаженства! Нет, это не совсем правда – давным-давно такое случилось один раз, когда она жила на Улице торговцев волами.
Ее называли Асука, и она любила Асатори. Тогда ей было всего тринадцать или четырнадцать лет, она едва умела сама заколоть свои волосы и боготворила этого лекаря. Но к нему пришла, начала жить с ним и стала его женой другая девушка, а Асуку вскоре после этого продали в «веселый квартал». Даже воспоминания о той любви начали улетучиваться из головы, но вот она случайно встретила Асатори недалеко от холма Фунаока. Девушка видела его с женой, и когда Гио пришла домой, то всю ночь плакала в подушку. Потом воспоминания об Асатори постепенно вытеснил Таданори, и она поняла, что любит красивого молодого воина. Девушка никогда и не мечтала о том, чтобы снова увидеть его, но это произошло, и теперь ей не хотелось ничего другого, кроме как быть рядом с ним.
В задумчивости Гио подняла глаза и увидела рядом с собой горящий светильник. Таданори опять сидел за столиком для письма над собранием стихотворений при быстро убывавшем свете, не обращая внимания на девушку.
– Вам, наверное, плохо видно, – сказала она, пододвигая к нему светильник.
– О, вы еще здесь?
– Боюсь, что мне надо… И почему так задерживается господин Бамбоку?
– Собираетесь уезжать? Вы можете не найти дорогу до экипажа. Давайте я провожу вас.
Таданори шел впереди по коридорам, пока оба они вдруг не натолкнулись на Бамбоку. Таданори с видимым облегчением оставил Гио на попечение Носа и пошел обратно в свои комнаты.
– Сюда, Гио, иди сюда.
– Уже темнеет, и мне бы лучше уехать.
– Тебя хочет видеть господин Киёмори. Входи сюда.
Гио вдруг попятилась.
– Но… – запротестовала она, прижимаясь к колонне и не соглашаясь идти дальше.
– Не надо волноваться. Если будет поздно, воины проводят тебя домой. Если ты думаешь, что Тодзи станет беспокоиться, можно прямо сейчас отправить посыльного, чтобы он сообщил ей, где ты находишься. В любом случае ты не должна обижать господина Киёмори.
То упрашивая ее, то браня, Красный Нос затащил-таки девушку к хозяину Рокухары…
Киёмори налил себе сакэ. С того места, где он сидел, кисейный головной убор и бледно-голубая накидка Гио в свете фонаря казались ненастоящими.
– Красный Нос, сними с нее то, что на голове, и убери кинжал. Так ей будет удобнее, – сказал Киёмори. – Тебя звать Гио? Подойди поближе, вот сюда… Подойди и поговори со мной. Какие последние сплетни ходят в столице?
Красный Нос усмехнулся про себя неуклюжести Киёмори, его дурацким словам и глуповатому выражению на лице – такая неловкость всегда была характерна для него, когда он встречался с женщинами. Влюбчивый в красоток и при том легко ранимый, Киёмори так и не научился скрывать свои чувства. Для Бамбоку это не было новостью, потому что он видел Киёмори с Токивой, а потом еще с несколькими женщинами, и всегда происходило одно и то же. Но, размышляя про себя, Нос недоумевал, почему всемогущий военачальник и министр с женщинами становился таким смиренным. Однажды, выпив, Киёмори признался, что независимо от того, в каком находился возрасте, он не мог преодолеть волнения и робости перед женщиной, которая захватила его воображение. Киёмори презрительно сказал о себе, что девственная стыдливость молодых девушек лишь делала его самого еще более неловким. Бамбоку, однако, пришел в конце концов к заключению, что Киёмори совсем не таков – иначе чем можно объяснить его поведение в отношении Токивы? Что являлось причиной того, что Киёмори наносил рану уже раненой? Если он робел перед молодыми женщинами, то он должен был бы избегать причинять им боль, однако его дела расходились со словами. Как полагал Бамбоку, в отношениях с женщинами в Киёмори проявлялась некая жестокость, которую он пытался скрыть даже от самого себя.
– Красный Нос, ты ведь знаешь, где живет Гио, так? И ты также знаешь ее хозяйку?
– Да, но…
– Это одно из часто посещаемых тобой мест?
– Ну, не совсем так.
– Не надо ничего скрывать. Ради меня ты туда съездишь?
– Куда, господин?
– К Тодзи, чтобы сказать ей, что Гио останется здесь. Заверь Тодзи, что она получит за нее золота или серебра сколько захочет.
Бамбоку с сомнением переспросил:
– Вы хотите, чтобы я это сказал ей, господин?
– Да, и поезжай сейчас же, – приказал Киёмори и с восхищением посмотрел на Гио.
Без своего головного убора она казалась еще более трогательно юной и испуганной, девушка тихо плакала и что-то бессвязно бормотала в складки свой бледно-голубой накидки.
– Уже довольно поздно, что вы хотите, чтобы я делал с ответом? – спросил Бамбоку.