Волк был зол еще оттого, что так долго не мог справиться с Лисом. Ведь были бы здоровы его передние лапы, Лису пришлось бы туго. А эти раны у него открылись, и Волк не мог быстро бежать. Лис прыгал быстрее и проворнее, да к тому же все время бил своим мокрым хвостом прямо ему в лицо, и Волку казалось, что глаза у него выскочат из орбит. Изегрим стал думать так: «Пора положить конец этой драке. Сколько еще мне терпеть нападки этого подлеца? Я — большой и сильный, и, если я навалюсь на него всем телом, я задушу его до смерти. Позор, что я до сих пор с ним не разделался. Люди станут смеяться и показывать на меня пальцем, упрекая в том, что я так долго не могу его одолеть. Но как же болят мои раны, они кровоточат, а от его мокрого хвоста и от пыли, которую он поднимает, я почти ослеп. Если так пойдет и дальше, он меня измотает и получит преимущество в бою, и чем все закончится?»
Думая так, Волк со всей силы ударил Лиса по голове. Лис упал, а Изегрим, не давая ему подняться, набросился на него сверху и зажал лапами. Тут Рейнарда охватил страх. Испугались и его друзья, когда увидели, что Волк подмял его под себя. Сторонники же Изегрима радовались и ликовали. Лис яростно защищался и изо всех сил колотил и царапал Волка. Изегрим щадил свои больные лапы и поэтому больше орудовал зубами, пытаясь 'загрызть Лиса. Увидев, что ему грозит смертельная опасность и что Волк намеревается перегрызть ему горло, Лис передними лапами вцепился Волку в голову и рванул что было сил. Он сорвал ему кожу на лбу и вырвал глаз. Волк завыл. Он выл, и рычал, и стонал, а кровь потоком лилась у него по лицу.
Как Лис, лежа на земле, обманул Волка льстивыми речами и как вновь оказался на свободе
Волк стал тереть глаза, Лис же, воспользовавшись моментом, извернулся и вскочил на ноги. От этого Изегрим разъярился еще сильнее, рванулся к противнику и крепко зажал его лапами, не обращая внимания на раны и кровь. Лис пал духом. Их борьба была Долгой и трудной. В ярости Волк забыл о своей боли. Он подмял Лиса под себя, так что тому пришлось по-настоящему туго, к тому же Изегриму удалось схватить зубами переднюю лапу Лиса. Рейнард решил уже, что остался без передней лапы.
«Сдавайся! — зарычал Волк. — А иначе тебе конец. Настал твой час, и тебе теперь не помогут ни насмешки, ни угрозы, ни твои лживые речи, ни пускание пыли и твой мокрый хвост! Ты довольно надо мной издевался и позорил меня, а теперь мои раны кровоточат, да к тому же я лишился глаза!»
Рейнард понял, что дело его плохо. Ему оставалось либо признать свое поражение и сдаться, либо принять смерть. Выбор небогатый, что и говорить. Лис, однако, быстро принял решение, что именно ему следует сказать, и начал свои сладкие речи так:
«Милый дядюшка, я с радостью отдам тебе все свое состояние и стану твоим верным слугой. Мы вместе отправимся в священный Иерусалим и вымолим прощение и отпущение грехов. И твой орден будет прославлен во всех церквах Святой земли! Все это во благо спасения твоей души. Клянусь, никогда еще ни одному правителю или королю не была дарована такая благодать! А я стану служить тебе верой и правдой, как служил бы самому преподобному Папе! Я отдам тебе все, что имею, и завещаю своим потомкам и всей родне быть тебе верными слугами. И ты тогда станешь повелителем всей земли, и никто не посмеет поднять на тебя руку. Любую свою добычу — будь то птица, гуси, куропатки или перепелки, мясо или рыба — я буду сперва преподносить тебе, твоей жене и детишкам, а уж потом брать себе что останется. Я всегда буду подле тебя, и, где бы ты ни был, тебе не страшна будет никакая опасность. Ты — силен, а я — хитер, давай держаться вместе, и тогда нашему уму и силе никакой враг будет не страшен. Мы ведь в близком родстве и, значит, не должны держать зла друг на друга. Я бы никогда не стал с тобой драться, но у меня не осталось выбора. Ты втянул меня в этот поединок. Я вынужден был сразиться с тобой, хотя и против своей воли. В драке я был милостив к тебе и не проявил даже и малой толики своей силы и мощи, как поступил бы, будь на твоем месте кто-нибудь посторонний. Ведь племянник не должен обижать своего дядюшку. Это — истина, и так и должно быть. А за все, что с тобой сделал, я и сам пострадал в своем сердце. Потому что я ведь мог изранить тебя гораздо больше, но я тебя щадил и не нанес никакого серьезного вреда. Вот только с глазом у тебя несчастье, о чем я безмерно сожалею. Потому что, истинно говорю, я не хотел тебя покалечить. Однако есть для тебя в этом и свое преимущество, потому что теперь, ложась спать, ты станешь затворять всего лишь одно окошко, там где всем прочим приходится возиться с двумя. Моя жена, детишки, вся моя родня падут перед тобой ниц. Мы станем молить короля и всех тех, кого ты почитаешь, чтобы ты даровал жизнь своему племяннику Рейнарду. А я признаюсь, что совершал прегрешения против тебя и наговаривал на тебя неправду. Никому другому я бы не стал предлагать такие почести, да и ни одному господину в мире еще не оказывали столько почтения. Прошу тебя, поверь мне.
Конечно, ты легко можешь меня убить, но какая тебе в том выгода? Весь остаток жизни тебе придется сторониться моих друзей и близких. Мудрый человек даже и в гневе способен взвесить все за и против и не предаваться спешке. Он здраво рассудит о том, что ожидает его в будущем. Кто способен здраво мыслить во гневе, тот по-настоящему мудр. Мало ли вокруг глупцов, которые, подчиняясь минутному порыву, могут столько дров наломать, что потом еще долго раскаиваются? Но, дядюшка, я-то знаю, что ты не из таких. Сам подумай, ведь лучше жить в чести, мире и спокойствии и иметь много друзей, всегда готовых прийти на помощь, чем пребывать в постоянной тревоге и дрожать за свою честь, ежеминутно ожидая коварного нападения многих врагов. И подумай, какое благородство в том, чтобы прикончить побежденного? Моя жизнь сейчас не многого стоит…»
«Ах, негодяй, напрасны все твои сладкие речи, потому что я прекрасно вижу, что, будь ты сейчас на моем месте, ты бы за мою жизнь не дал и яичной скорлупки, — сказал Волк Изегрим. — Да хоть бы ты мне пообещал богатства всего мира, я бы все равно тебя не отпустил. А на твоих друзей и родню мне наплевать. Все, что ты здесь наплел, — не более чем красивые слова да всегдашние твои выдумки. Неужто ты думаешь еще раз обмануть меня — меня, кто видит тебя насквозь!
Ты и сейчас пытаешься меня перехитрить, но я-то давно с тобой знаком. И я не какая-нибудь пичужка, которую обманом легко заманить в силки, я прекрасно знаю, где доброе зерно, а где — нет. Отпусти я тебя сейчас, как ты станешь потом надо мной глумиться и насмехаться! Рассказывай свои сказки кому-нибудь другому, а не мне. Не трать понапрасну свое красноречие и сладкие слова. Меня-то ты уже столько раз обманывал, что я научился не слушать твоих басен. А теперь, подлый мерзавец, ты заявляешь, что дрался со мной не в полную силу. Взгляни только, это не у меня один глаз вырван? Не у меня голова пробита в двадцати местах? Ты мне и вздохнуть-то не давал. И пожалей я тебя сейчас, я буду последним глупцом и простофилей, ведь ты столько вреда мне причинил, так часто меня оскорблял и позорил. А какой позор ты навлек на мою любимую жену Эрсвину! Обманом ты ею овладел и обесчестил! Никогда я не смогу этого забыть. Стоит лишь подумать, как мой гнев закипает с новой силой».