Он назвал меня по имени, указанном в подорожной. По удивленным и неодобрительным взглядам заключенных было понятно, что подобное обращение здесь не принято. Стражники предпочитают общаться на языке зуботычин. Я поднялся, заложил руки за спину и последовал за десятником.
Мы довольно долго шествовали по кривым коридорам, освещенных коптящими факелами, несколько раз проходили мимо дверей с зарешеченными окошками, за которыми угадывались помещения, по сравнению с которыми камера, где находился я, казалась прекрасным дворцом. Один раз пришлось перешагивать лужу крови, вытекающей из-под двери. И запах... Ни с чем не сравнимый, отвратительный затхлый запах. Как ни странно, было тихо. Никаких криков, стонов, и звуков, свидетельствующих о мучениях узников. Несколько позже я узнал, что по личному повелению Владетеля всем испытуемым и подвергаемым наказанию на голову надевали особую маску, намертво замыкающую рот.
В небольшом кабинете, стены которого по контрасту с серой обшарпанной штукатуркой коридоров, были обиты веселыми желтенькими обоями. За столом сидел чиновник в наглухо застегнутом кителе дознавательской службы городской Стражи и круглых очках. Он что-то очень сосредоточенно писал, часто макая перо в чернильницу. Забавно, который раз этот прием используется на мне.
- Гере Крус?
- К вашим услугам, гере капитан?
Чиновник оторвал глаза от бумаги.
- Капитан... Почему капитан?
- У вас на пальце - очень явный и свежий след от кольца. Единственное звание, дополнительным знаком отличия которого является серебряное с орлом кольцо - это капитан Тайной Стражи. Форменную одежду служащие Тайной Канцелярии носят только по именным праздникам Владетеля. Сегодня - не праздник. Городские Стражники любого звания в Каземате ни под каким видом не имеют права находиться в одиночку. Даже, помнится, по двое запрещено. Значит, вы не служите в городской Страже. Дальнейшие выводы сделать не сложно.
- Очень мило, гере Крус, - капитан в раздражении бросил перо на стол, - мне говорили, что вы интересный субъект. Признаюсь, дело, связанное с вами, настолько щекотливое, что я предпочел бы, чтобы стражники, задержавшие вас на месте преступления, не довезли вас до Каземата. Ну, вы понимаете...
- Конечно, гере капитан, - отозвался я, - всем было бы лучше, чтобы мне выпустили кишки, как вы говорите, на месте преступления. А сейчас вам придется докладывать о ходе расследования самому... страшно подумать кому.
- Вы все верно понимаете... Удивительно, что Владетель не повелел немедленно лишить вас жизни. У нас есть очень, очень интересные способы. А для вас мы подобрали бы особый, - он мечтательно поднял глаза, - ну да ладно. Скажите, ну зачем вы решили утолить свои желания именно с графиней? Да еще в такую ночь? В Столице мало других женщин?
Я тяжело вздохнул.
- Как бы это не показалось банальным, но... я не понимаю, в чем меня обвиняют. Я совершенно ни в чем не виновен.
- А кто же виноват? Скажите, кто? Вас застали в спальне графине в виде, который никак нельзя объяснить иначе как именно попытку обесчестить столь уважаемую особу.
- Я думаю, гере капитан, есть человек, который все сможет объяснить.
- И кто же это?
- Гере Мотт. По чистой случайности я встретился с ним в камере.
У капитана очки подскочили на лоб.
- Мотт Малыш?!
И в этот момент я заглянул ему в глаза.
- Да, гере капитан. И я уверен, вы испытываете непреодолимую потребность вызвать его к себе. Вы же обязаны установить истину? И ваше желание увидеть его - это следствие служебного рвения. Вы очень хотите его увидеть. Правда?
Капитан послушно кивнул.
- Вы молодец, гере капитан.
Он улыбнулся радостно, как ребенок.
- А теперь позовите десятника и прикажите привести заключенного Мотта.
Капитан, неподвижно глядя перед собой, резко выкрикнул:
- Десятник!
Влетевший в кабинет десятник застыл, словно на параде - грудь вперед, руки на бедрах, в глазах - радостная готовность сожрать по приказу начальства стаю голодных волков.
- Привести сюда заключенного Мотта, камера два-бис, - механически произнес капитан.
- Есть привести заключенного Мотта, камера два-бис, - проорал десятник и предписанной Уложением рысцой выбежал из кабинета.
В ожидании Мотта Малыша я рассказывал капитану о его, капитанских, достоинствах. Тот слушал, радостно улыбаясь. Слабый у него оказался разум, податливый.
Наконец, ввели Мотта. Десятник вышел и закрыл за собой дверь. Ночной Хозяин осмотрел кабинет, глянул на неподвижно-равнодушного хозяина с остекленевшими глазами, едва заметно усмехнулся и повернулся ко мне.
- Ну, здравствуй, Убийца. Не думал, что придется встретиться... вот так.
XVI
Очень неудобно и утомительно работать с человеком, который совершенно не верит в успех начинания. Я всегда действовал в одиночку и не имел прежде подобных проблем. Мотт отказывался принять на веру, что можно просто так взять и выйти из Каземата. Мне пришлось чуть ли не силой тащить его из кабинета. Мы находились на втором нижнем уровне, значит, нам сначала надо как-то перебраться с него на первый уровень, пройти по длинной насквозь просматриваемой галерее, перекрытой охраняемыми железными решетками, прямо к главным воротам и миновать последний рубеж - караульный флигель. А внутри флигеля, между прочим, которого - два Стража Ворот, несколько офицеров Внутренней Стражи и Легионеров. Скорее всего, там же есть и Ведун. Не говоря о четырех дежурных караульных десятках. Решетки могут открывать только три человека - начальник Каземата и два дежурных сотника, наш капитан, например, таких полномочий не имел и был вынужден ждать провожатого. Отсюда выйти невозможно. Просто невозможно. Это утверждение, разумеется, не относится к Убийце из Башни.
Я уже был здесь. Вошел и вышел, несмотря на все преграды, выполняя волю Владетеля, тогда еще Первого Министра. В Каземате содержался некто, чей выход на свободу мог доставить очень серьезные неприятности. И тогда в Каземат спустился Убийца. Даже Первый Министр не имел возможности доставить его к подземной камере - охрана подчинялась лично Императору...
Каземат намного старше Столицы и императорского дворца. По сути дела, Каземат - это верхушка Лабиринта, построенного еще древними. Известны несколько входов в Лабиринт, отстоящие друг на друга на десятки миль. Три входа, забранные решетками, находились внутри Каземата. Немногие смельчаки рисковали спуститься в черную бездну, а из рискнувших мало кто возвращался обратно. Карты ходов попросту не существовало. Тогда по лабиринту меня провело все то же чутье Убийцы.
Зачем я потащил с собой Мотта? Вразумительного ответа нет - опять придется сослаться на чутье Убийцы. Мне отчего-то был нужен этот человек, наши судьбы странным образом переплелись. И он - единственный, перед кем я испытываю чувство вины.
Один из входов в лабиринт как раз находился на втором уровне. Сразу, перед лестницей, ведущей вниз, в глубины Каземата, туда, где содержатся самые опасные преступники. Капитан любезно сообщил, что там находится караульный пост, на который посылают самых бестолковых стражников. Зачем, скажите, вообще охранять кованую железную дверь, ведущую в никуда. Да к тому же запертую на десяток замков, смею уверить вас, гере, превосходных замков.
Тем не менее, капитан, продолжая радостно улыбаться, провел нас к этой двери. Облокотившийся о стену сладко посапывающий толстый стражник получил начальственный тычок в бок, проснулся, уронил алебарду и принял парадную стойку, точнее позу, по его представлению являющуюся парадной стойкой. Капитан, даже с затуманенным рассудком не потерял командных инстинктов и изверг такое грозное и изощренное ругательство, что у бедняги стражника закатились глаза, и он явно приготовился падать в обморок. Я не собирался тратить время на созерцание служебного рвения моего подопечного, подошел к стражнику, быстро нажал на точку под левой скулой, подержал пару секунд и подхватил обмякшее тело. Пусть выспится как следует.