Почти одновременно с карфагенским расколом Новата и Фелициссима образовался раскол в Риме; только здесь раскольники защищали мнения вполне монтанистические по тому же вопросу о падших. В 251 году римским епископом избран был Корнилий, смотревший, подобно некоторым своим предшественникам, на принятие в Церковь падших очень благосклонно. Против него восстали приверженцы монтанистических взглядов во главе с пресвитером Новацианом, человеком образованным, но до фанатизма строго подвижнической жизни. К партии Новациана присоединился известный Новат, прибывший из Карфагена. Хотя в расколе Новациана проводились мнения, противоположные тем, за которые ратовал в Карфагене Новат, но для последнего это было неважно; он видел и в римском расколе такое же, как и в Карфагене, стремление пресвитеров выйти из-под власти епископской, чему он сочувствовал и вследствие чего соединился с Новацианом. При деятельном участии Новата скоро произошло формальное отделение раскольников от Церкви Римской: они поставили себе епископом Новациана. Главные мысли, которые проводили раскольники, были следующие: Церковь есть общество святых, поэтому все падшие и соделавшие смертные грехи после крещения должны быть извергаемы из нее и ни в каком случае не принимаемы обратно; Церковь и не имеет права прощать тяжких грешников: это право принадлежит одному Богу; она может только убеждать их к покаянию. Если же Церковь прощает грешников и принимает их обратно, то она сама делается нечистой, перестает быть святой. Поэтому свое общество, в которое не принимались тяжкие грешники, а если принимались переходящие из Православной Церкви, то чрез перекрещивание, новациане называли обществом чистых (χαθαροι)189. Таким образом, раскольники погрешали против общецерковного учения о том, что Церковь в силу заслуг Господа Иисуса Христа может прощать всех грешников, что она всегда остается святою и при согрешивших членах во имя того, что глава ее, Господь Иисус Христос, свят, что святы ее таинства и прочее. Обе партии в Риме, и раскольническая во главе с Новацианом, и православная — с Корнилием, обратились за посредничеством к Церквам Карфагенской, Александрийской и Антиохийской. Киприан, епископ Карфагенский, решительно высказался против Новациана, как нарушителя единства Церкви; Дионисий, епископ Александрийский, также высказался против него; но Фабий, епископ Антиохийский, склонялся более на сторону Новациана, увлекаясь строгостью его жизни и его строгими требованиями. Хотя, таким образом, Новациан и его приверженцы были осуждены, но общества новацианские и после того распространялись в Карфагене, Александрии, в Сирии, Малой Азии, Галлии и Испании и продолжали существовать до VII столетия. Причина такого усиленного распространения новацианского раскола кроется, с одной стороны, в строгости правил жизни, распространяемых раскольниками, с другой — в монтанистической привязанности некоторых членов Церкви, особенно на Западе, к внешним подвигам благочестия.
§ 57. Святость и чистота жизни христиан первых веков
Дохристианский мир не знал высоких нравственных истин и законов. Главным началом деятельности человеческой в языческом мире был эгоизм. Под влиянием его каждый из язычников, преследуя в жизни только свои личные интересы и цели, неминуемо нарушал человеческие права и достоинства другого. Отсюда в языческом мире злоба человека к человеку, вражда отдельных личностей и обществ, отсюда же разного рода злодеяния, преступления, пороки и тому подобное. Христианство принесло в жизнь новое начало — учение о братстве и любви всех людей между собой. Сообщая об этом новом начале Своим ученикам, Спаситель заповедал, чтобы оно было отличительным признаком Его последователей. Христиане апостольского века, близкие ко времени Спасителя и видевшие пред собою жизнь апостолов, в своей жизни действительно представляли полнейшее осуществление этого начала: взаимная братская любовь была первой отличительной чертой в их жизни. У множества верующих, замечается в Деяниях апостольских190, было «одно сердце и одна душа». Люди, образовавшие собою Церковь Христову, несмотря на различие по происхождению, общественному положению и состоянию, считали друг друга братьями и любили друг друга, как братьев. Название «братьев и сестер», которое было в употреблении между христианами первого времени, не было пустым звуком, равно как и братские поцелуи, которые верующие давали друг другу при богослужении, не были пустой формой. На первых порах жизни Церкви братская любовь христиан во всей полноте выразилась общением в имуществе. В Иерусалимской Церкви никто ничего из имения своего не называл своим, но все было общее; из общественных средств каждому давалось то, в чем кто нуждался, так что между верующими не было никого нуждающегося191. Далее, выражением той же братской любви христиан служили общие трапезы, состоявшие в тесной связи с общением в имуществе; они даже и назывались вечерями любви (агапами). Если с течением времени общение в имуществе и общие трапезы прекратились вследствие умножения числа верующих, то взамен того всякого рода вспомоществования христиан друг другу получили самое широкое развитие. Странники, путешествовавшие из одной церкви в другую, бедные, больные, старые, вдовицы, сироты и страждущие — все находили себе помощь и поддержку у христиан. Общественные бедствия вызывали благотворительность христиан во всей силе. Так, святой Дионисий Александрийский описывает в привлекательном свете полное евангельской любви поведение христиан во время моровой язвы, свирепствовавшей в Александрии, сопоставляя его с поведением язычников. «Весьма многие, — говорит он, — от избытка любви и братолюбия не щадили самих себя, но поддерживали друг друга, безбоязненно посещали больных, неутомимо ходили за ними и, служа им ради Христа, вместе с ними радостно умирали, потому что, исполняясь страданиями других, привлекали к себе болезнь от своих ближних и добровольно принимали их мучения. Таким-то именно образом оставили жизнь лучшие из наших братий — некоторые пресвитеры и диаконы и многие весьма похваляемые от народа. Они принимали тела святых на распростертые руки и перси, закрывали им глаза, заключали уста, несли их на своих плечах и потом полагали, прижимали их к себе и обнимали, украшали их умываниями и одеждами, а вскоре и сами сподоблялись того же, потому что оставшиеся в живых всегда следовали по стопам своих предшественников. Совершенно напротив поступали язычники: они прогоняли начавших хворать, убегали от самых любезных, выбрасывали на улицу полумертвых, оставляли без погребения мертвых и таким образом старались избавиться от передаваемой и сообщающейся смерти, которую, однако же, при всех их усилиях, не легко было им отклонить от себя»192. Римская Церковь в половине III века содержала на общественные приношения более тысячи пятисот вдовиц и всяких немощных. Кроме того, как Церковь, имевшая в своей среде богатых членов, она посылала всегда пожертвования в другие церкви бедствующим от чего бы то ни было братьям. Известна также благотворительность Церкви Карфагенской. Святой Киприан во время нашествия варваров на Нумидию, когда они захватили многих христиан в плен, собрал со своих клириков и народа сто тысяч сестерций и выкупил пленных.