История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

И это были епископы, многие из которых еще носили на своих телах шрамы, оставшиеся от гонений Диоклетиана! Так быстро изменился дух времени. С другой стороны, знаменитая твердость Амвросия и Феодосия, а также жизнь Златоуста являются замечательными доказательствами того, что в ту эпоху были искренне верующие епископы, которые смело осуждали грехи коронованных особ.

§25. Вмешательство политики в дела религии

С объединением церкви и государства начинается долгая и мучительная история их столкновений и борьбы за первенство. Государство пытается подчинить церковь империи, церковь — подчинить государство своей иерархии, при этом оба часто переходят те границы, которые предписаны им в этом мире Господом: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» {Мф. 22:21}. В результате со времен Константина история церкви и история мира в Европе так тесно переплетены, что невозможно понять одну без другой. С одной стороны, политики и правители, как высшие из членов церкви и ее покровители, претендовали на право участия в управлении ею и различными способами вмешивались в ее внешние и внутренние дела либо на пользу ей, либо во вред. С другой стороны, епископы и патриархи, как высшие должностные лица государственной религии, начали участвовать в различных светских делах и в интригах византийского двора. В целом их взаимное влияние шло для церкви больше во вред, чем на пользу, мешало ее свободному и естественному развитию.

О разделении религии и политики, духовной и светской власти, в языческой древности ничего не было известно, потому что сама религия рассматривалась только с естественной точки зрения и подчинялась целям всем управлявшего государства, высшей форме человеческого общества из всех известных. Египетские цари, сообщает нам Плутарх, были в то же время жрецами или принимались в число жрецов при воцарении. В Греции гражданские власти управляли жрецами и святилищами[237]. В Риме после времен Нумы подобный надзор был доверен сенатору, а потом вошел в число обязанностей императора. Все языческие императоры от Августа[238] до Юлиана Отступника были в то же время верховными жрецами (Pontifices Maximi), вождями государственной религии, императорами–папами. Как таковые, они могли не только выполнять все функции жрецов, в том числе приносить жертвы, когда того требовало суеверие или политика, но и возглавляли высший жреческий совет (состоявший из пятнадцати или более pontifices), который в свою очередь руководил и присматривал за действиями трех классов жрецов менее высокого ранга (Epulones, Quindecemviri и Augures), за храмами и жертвенниками, принесением жертв, прорицаниями, праздниками и церемониями, толкованием Сивиллиных книг, календарем, — короче, за всеми вопросами публичного поклонения, а отчасти также за проблемами, связанными со вступлением в брак и правами наследства.

Зная об этом, нетрудно представить себе, что императоры–христиане, которые вплоть до Грациана (около 380) сохраняли за собой титул и права верховного жреца, претендовали на такой же надзор за христианской религией, ставшей государственной религией империи, какой их предшественники осуществляли в отношении религии языческой, — с той лишь разницей, что здесь религиозный и политический, церковный и светский элемент были разделены более строго и им приходилось ограничиваться уже существующими учениями, обычаями и традициями церкви, претендующей на божественное происхождение и авторитет.

§26. Император–папа и иерархия

Подобная ситуация впервые возникла при Константине и развилась при его преемниках, особенно при Юстиниане, в систему византийского императорского папства, или превосходства государства над церковью[239].

Однажды Константин сказал на пиру епископам, что он, как христианский император, одновременно является и епископом, только он назначен Богом надзирать за внешними проблемами церкви, в то время как надзор за ее внутренними проблемами осуществляют собственно епископы[240]. В этих словах, имевших далеко идущие последствия, он выразил новую позицию гражданской власти по отношению к церкви характерным, но неопределенным и двусмысленным образом. Он провел здесь разграничение между двумя типами епископата, предначертанного Богом; один — светский или императорский, соответствующий прежней должности верховного жреца и распространяющийся на всю Римскую империю, то есть вселенский или всеобщий; другой — духовный или священнический, поделенный между епископами разных епархий и проявляющийся в единстве и полноте только на вселенских соборах.

237

Такой блюститель назывался βασιλεύς над ίερείς и ίερά.

238

Август принял должность Pontifex Maximus после смерти Лепида, в 742 г. от основания города, после чего эта должность оставалась за императором, хотя обычно вверялась ему постановлением сената. Раньше верховного жреца выбирал народ; он избирался на всю жизнь, не мог занимать гражданские должности, не должен был покидать Италию, прикасаться к мертвым телам и вступать в брак повторно; он жил в старом царском дворце, regia. Сам Август исполнял обязанности верховного жреца как деспот, но с большой осторожностью. Он увеличил количество жрецов, избирал дев–весталок, определял авторитетность пророчеств (vaticinia), очистил Сивиллины книги от апокрифических вставок, продолжил реформу календаря, начатую Цезарем, переименовал месяц Sextiiis в Augustus в свою честь, как Quintiiis, месяц рождения Юлия Цезаря, был ранее переименован в Julius. См. Charles Merivale, Hist, of the Romans under the Empire, vol. iii (Lond., 1851), p, 478 sqq. (Этот труд, который заканчивается там, где начинается труд Гиббона, был переиздан в 7 томах в Нью–Йорке в 1863 г.)

239

В Англии и Шотландии это явление обозначается термином эрастианство, однако он имеет менее общий характер и не применим к Греческой церкви. Человек, от имени которого произошло данное слово, Томас Эраст, ученый и способный врач и профессор медицины из Гейдельберга (умер в Базеле, в Швейцарии, в 1583 г.), был противником не только независимости церкви от государства, но также церковной анафемы, пресвитерских установлений и дисциплины, сторонниками которых выступали Фридрих III, Палатинат и авторы Гейдельбергского катехизиса, особенно Олевиан, ученик Кальвина. В конце концов он был отлучен за свои взгляды церковным собором в Гейдельберге.

240

Вот его слова (Евсевий, Vita Const., 1. iv, с. 24), и их следует воспринимать не как насмешку и каламбур (так считает Неандер) и не как просто комплимент епископам, но как искренние: Ύμείς (επίσκοποι, к которым он обращается) μεν των είσω της εκκλησίας, εγώ δε τών έκτος υπό θεού καθεσταμενος επίσκοπος άν είην. Здесь все зависит от истолкования противопоставления τών είσω и τών έκτος της έκκλησίας. а) Объяснение Строта и других гласит, что это генитив мужского рода, oi είσω означает христиан, а оοί εκτός — язычников; следовательно, Константин приписывал себе только нечто вроде епископства in partibus infidelium. Но это противоречит контексту, так как непосредственно после этого Евсевий говорит, что он принял на себя некий религиозный надзор за всеми своими подданными (τους αρχόμενους απαντάς έπεσκόπει, и т. д.), и в другом месте называет его также «всеобщим епископом» (i. 44). б) Толкование Гизелера ненамного лучше (I. 2. §92, not. 20, Amer, ed., vol. i, p. 371): он считает, что ос έκτος относится ко всем подданным, и христианам, и не христианам, но только в том, что касается их гражданских отношений, вне церкви. Здесь совершенно не учитывается противопоставление οί είσω, и получается, что император изрекает некое общее место, а не высказывает новую идею; никто и не сомневался в его политической власти, в) Генитив следует, скорее, воспринимать в обоих случаях как форму среднего рода, и добавить πραγμάτων. Это соответствует общепринятому употреблению (мы находим его у Полибия) и придает фразе смысл, соответствующий взглядам Евсевия и практике Константина вообще. Но есть и еще один вопрос: какова, собственно, разница между τα είσω и τα έκτός, interna и externa церкви, или, что то же самое, jus in sacra священников и jus circa sacra императора. Это Константин, как и другие представители его века, не могли определить точно, потому что сам тип подобных отношений был еще нов и недостаточно развит.