Награждение медалями «1812 год» («В память отечественной войны 1812 года») и «За любовь к отечеству. 1812» были вынужденными акциями, не совершить которые император не мог. Сам же Александр I «не любил воспоминать об отечественной войне и говорить о ней»[23], и когда он как-то мог ограничить мемориализацию темы войны, он непременно пользовался этим. Внешняя политика Александра в 1813–1814 гг. (показное миролюбие, отказ от контрибуций) была обусловлена его стремлением изгладить память о войне. А. С. Шишков вспоминал, что он написал манифест на взятие Парижа и отправил его к Александру, но вместо его манифеста был опубликован другой, написанный, вероятно, А. П. Ермоловым. «Причиною сему полагал я, что, может быть, написанный мною манифест показался государю слишком строгим и укорительным для французов, и потому он не хотел его издать; но не та была тому причина, как мы после о том услышим»[24]. Позднее Александр сообщил Шишкову, что не получил его манифест, и Шишков поверил государю. Но нам едва ли стоит доверять этим словам императора, во всяком случае эпизод с манифестом вполне укладывается в общее русло отношения Александра к памяти о войне 1812 года. Таким образом, понятие отечественная война не восходит к официальным государственным сферам.
Но частные лица, особенно участвовавшие в войне, не оставляли эту тему и по окончании военных действий. Значение войны 1812 года было осознано современниками практически в момент самих событий. В частности, архиепископ Московский и Коломенский Августин 26 августа 1813 г., в праздник Сретения иконы Владимирской Божией Матери, во время службы и панихиды в Сретенском монастыре произнес слово на Бородинскую годовщину, в котором, в частности, говорил: «И так много потеряло Отечество во брани сей: но можно ли оценить то, что приобрело? Сею жестокою битвою спасена целость государства, сохранено величие и слава народа, возвращена безопасность и тишина, гордый фараон познал, что россияне суть язык избранный, людие Божии, и Россия есть страна, покровительствуемая Небом»[25]. Архиепископ Августин говорит не только о том, что потеряло Отечество «в брани сей», но и о том, что оно приобрело. Он фактически подходит к термину отечественная война, но сам термин не употребляет.
Впрочем, прилагательное отечественный в литературных текстах начала XIX в. использовалось на самом деле достаточно редко. И многие из тех писателей, которые, казалось бы, часто и вполне естественно должны были применять к войне 1812 года термин отечественная война, это не делали. Например, Сергей Глинка в своих воспоминаниях о войне использует следующие обороты: «отечественная история», «жар отечественный», «отечественные доблести», «отечественное бытописание», «жизнь отечественная»[26], и только один раз — «отечественная война»[27]. Он пытается найти специфическое определение войны 1812 года и называет ее: «война исполинская», «война нашествия», «война скифская», «война-нашествие не есть война обыкновенная»[28], — но не понимает, что лучшим определением было бы сочетание отечественная война.
В числе первых авторов, которые использовали термин отечественная война, был Д. И. Ахшарумов, автор книги «Историческое описание войны 1812 года», которая вышла в свет по распоряжению императора и получила цензурное разрешение в августе 1813 г., через полгода после изгнания войск Наполеона из пределов России. Д. И. Ахшарумов писал: «Война в собственных пределах была целый век уже неизвестна России. В могуществе своем делая завоевания по одной необходимости, но чаще употребляя силы свои в помощь угнетенным народам, войска ее всегда ходили в чужие земли. Теперь стечение всех обстоятельств заставляет не предупреждать неприятеля. Надлежит на собственных полях умереть или победить его. Такая война противна духу русских; храбрость их стремится искать, а не ожидать врагов своих. Но силы неприятеля несметны, способы его неисчерпаемы. При таковой неравной борьбе отечественная война приемлется. Самая мудрость делает предначертание, которое одни только последствия оправдать могут. Итак, русские будут сражаться в отечестве своем. Чем война такая труднее, тягостнее и опаснее, тем более умножится в них дух терпения и храбрости, тем ближе почувствуют они свою обиду. Защита родины и мщение врагам будут первейшим и общим долгом. Так разумел монарх о верном народе своем, и мысль сия была достойна великого народа российского»[29]. Но это единственное использование им даного сочетания.
23
Русский вестник. 1890. Т. 210. № 9. С. 159. Подробнее см.:
25
26
1812 год в русской поэзии и воспоминаниях современников. М., 1987. С. 409, 438, 473, 475.