Я шла с работы домой. Ну, как все девочки возраста от 20 до 70 идут домой с работы? По разному. Медленно, стараясь оттянуть момент возвращения в пустую и холодную квартиру. Медленно, наслаждаясь кратким моментом свободы и одиночества. Быстро, потому что дома ждут самые лучшие и любимые люди. Бегом, ведь список запланированных дел больше похож на трехтомник русского классика, а через полчаса закроют детский сад и дочка будет стоять на улице рядом с недовольной воспитательницей. У которой, кстати, тоже список дел с трехтомник. У меня работа на полставки, муж и дети, так что домой я шла через два магазина, но в медленном темпе, позволяющем послушать птичек и хотя бы пару раз поглазеть на облака.
Ничто не предвещало приключения – в час дня улицы были почти пустыми, видимо народ пропадал в душных офисах, а детей благополучно раздали бабушкам и развезли по летним лагерям. Помахивая пакетом с куриными ногами и буханкой хлеба, я шла за самыми вкусными блинами в городе. Да, иногда люблю придти домой и не прыгать у плиты, а устроить себе полдник с вкусняшкой и кофе. После покупки блинов маршрут мой лежал мимо старой пятиэтажки советских времен. Такие называют хрущевками и очень не любят за тесноту, низкие потолки и отсутствие звукоизоляции. По привычке я разглядывала окна и балконы. На одном подоконнике гулял рассел-терьер, он задорно помахал мне хвостом. На втором цвели фиалки, их было штук двадцать, все разного цвета, от белого и бледно-розового до фиолетового, темного, как ночное небо.
Балконы были скучные, застекленные, парочка с традиционными лыжами и засохшей геранью. И только один, с самого края, прилепившийся к углу, был прекрасен. Легкие деревянные перила, потерявшие краску, но получившие благородные серый оттенок стен Оксфордского университета; тоненькие стальные прутики ограждения… В открытой двери полощется прозрачная белая занавеска, словно заманивает летний ветер в жаркую комнату. И яркий, полосатый мяч, который лениво катится от двери к краю плиты. «Интересно, свалится он с балкона или нет?», – мысль мелькнула одновременно с полетом мяча. Игрушка прочертила аккуратную прямую перед моим носом, пару раз невысоко подпрыгнула и улеглась у ног. «Кто-то плохо учил физику? Это какой-то необычный мяч», – почему-то мне показалось, что резиновый кругляш должен был или развалиться от удара об землю, или ускакать в ближайшие кусты. Потом я подумала про плачущего младенца, потерявшего игрушку и решила сделать доброе дело.
Вычислив номер квартиры, позвонила в домофон. Никто не ответил. Но рядом материализовалась бабуля в цветастом платочке. Увидев какие цифры я набрала, поджала губы:
– Соцзащита? Давно пора этих пьяниц проверить. Целым дням тока и делают, что песни горланят, да по помойкам собирают пивные банки и картон. На бутылку. Спасу от них не никакого!
– Нет. У них мячик с балкона упал, хочу вернуть.
Бабка не поверила:
– Откудова у них такие мячи дорогущие? Да и детей у них нет, давно отобрали.
Правда, дверь открыла и с кряхтением полезла за мной на пятый этаж. На звонок я жала долго и настойчиво, но мне, конечно, никто не открыл. Мяч удобно лежал в руке, вот только ощущение, что я его украла, не исчезало. И тут бабка снова достала огромную связку ключей из кармана, перебрала её неловкими, плохо гнущимися пальцами и отперла дверь в квартиру.
В лицо ударил свежий морской воздух. Когда она повернулась ко мне, я не поверила своим глазам. Куда делось простоватое лицо? Куда делись выцветшие глаза и волосатая бородавка?! На меня смотрел строгий, худощавый, аристократичный лик:
– Ну, раз такая настырная, то пошли.
Не буду врать, что я испугалась, но ментоловый холодок медленно вполз мне за шиворот…
– Что же ты стоишь? Ты ведь хотела посмотреть, как сложилась бы твоя жизнь, если бы ты поступила на филолога? Перешагни порог и узнаешь.
– Вернуться будет нельзя?
– Отчего же, можно. Но ты скорее всего не захочешь. Мячик – ключ. Захочешь обратно – просто кинь в дверь. Но учти, он на один переход и выбор придется сделать окончательный. Или там – или здесь.
Изнутри квартира выглядела как средней паршивости притон – линолеум грязный настолько, что не виден рисунок, пыльные окна, почти не пропускающие свет, свалившийся карниз с одной шторой, перевернутый диван… Это была бы моя жизнь, если бы я поступила в питерский вуз?! Не могу поверить, что ЭТО ждало меня после окончания филологического факультета, о котором я так мечтала раньше и так печалюсь сейчас.
Один шаг, чтобы переступить порог. И я стою в залитой солнцем комнате с высоченным окном в эркере. Там же, в эркере старое кресло с «ушами», купленное у старушки-соседки, коренной петербурженки, которая будучи в преклонном возрасте уезжала к сыну и не могла забрать все свои вещи. Еще у нее я купила старинный секретер, потрескавшийся, с плохо закрывающимися ящиками. В подарок она отдала тяжеленный шкаф и несколько фотоальбомов. В кресле, под пледом дремал Финик. Сына библиотечной кошки я получила в нагрузку к списанным книгам – томикам Цветаевой и Хармса. Забавно, но оказывается, я неплохо устроилась! С другой стороны, и шкаф, и кресло, и книги получили вторую жизнь в той же питерской коммуналке.