XII
Среди такой славы и мирского обилия благ приспело время, определенное, в силу согрешения Адама и проклятия Евы, всем исповедникам правды от Авеля праведного до Захарии и сына его Иоанна (Мф. XXIII, 35); они, праведники, порабощены были в аду убийце нашему и самоубийце Самаелу, который, будучи низвергнут с высоты неба в преисподнюю, светлое ангельское состояние переменил на мрачное и превратился в дьявола, державшего в руках любящих бога и любимых им.
Желая спасти от него грешных людей, бог принял образ человека, только свободно, без принуждения; в течение 33 лет он творил знамения и чудеса и обитал на земле, владыка и творец неба и земли. После этого, вместе с грехами и прегрешениями преходящего и тленного сего мира, он принял на себя смерть по плоти, воспринятой от нашего естества, для нашего избавления. Поелику бессмертный бог и предвечный сын не сделал бессмертной носимую им плоть, что воображу я, слыша это, и что представлю в утешение, что тело наше, из четырех стихий состоящее, не всегда удерживает в себе душу? Он, солнце над всеми солнцами и сияние царской власти, новый Нимрод, Александр и Ахиллес, возвышенный в начале от земли до неба, умер в ту же самую седмицу страстей [как и Христос]. Сказано; “как на небесах, так и на земле”! Тот [Христос] прожил 33 года в плоти убогой и уничиженной, этот же [царь Георгий] правда, не во всем так, но все же по образу бога.
Когда весть об этом ужасном и плачевном происшествии, способном сокрушить скалы и выломать двери жилищ, [по неожиданности напоминавшем] падение с неба манны и звезд, дошла до трисиятельной, от царя царей царицей поставленной Тамары, в Тбилиси, в крепостном ее дворце Исани[126], обиталище ее, во всем подобное раю, превратилось в ад. Вместо радости и развлечений стали там раздаваться голоса плача и воздыханий, вместо света незатененного воцарился мрак, сокрушались как [действительные] существа, так и мысленно сущие. Тамара же, это солнце, лицо эфирное, воздух чистейший, свет без тени, села во мраке и рвала на себе волосы, при этом поток ее крови опереживал поток слез у нее. Патриарх и чтимые вельможи отправились в Самшвилде[127] к сестре царя, царице Русудане, и, рассказав ей слова страшные, ужасные и трудно представимые, взяли ее оттуда вместе с ее воспитанником[128], их, конечно, встретили. Обнимая друг друга и обливаясь слезами, смешанными с кровью, они вошли в царский дворец. Подняв глаза вверх, они увидели, что до небес вознесенный престол, это седалище светлее солнца гаваонского и лучей аелонских (Ис. Нав. X, 12), — волею судеб пуст и свободен. Озираясь кругом, увидели патриарха Михаила, стоявшего вместе с другими епископами, везира Антония, военного министра Кубасара и прочих должностных лиц: министра финансов Кутлу-Арслана, чухчарха[129], Вардана Дадиани, шталмейстера Чиабера, министра двора[130] Афридона, премьер-министра Ивана [Кобулисдзе], вельмож, азнауров, рыцарей, рабов, а также порфиру, венец, скипетр и оружье, счастливо им употреблявшееся. Они еще раз обвели глазами кругом, и представились им: полный дворец, отряды бойцов, войска, опустошенные и разоренные города и крепости. С другой стороны, вспоминали человека, ростом как бы Горгасала[131], силою Ахиллеса, светилам подобного, непобедимого. Каким языком выразить или как изобразить день этот невоспроизводимый. Какая печаль, какой плач, какие воздыхания, какие потоки слез, смешанных с кровью, какие причитания и воспоминания от времен Адама до праведного Авеля, от Якова до Иосифа, от Давида до Ионафана?[132]. О, безутешность [положения], о, отказ от телесных доспехов, облечение в власяницу и воздержание от всего съестного! Это до сих пор.
128
*** означает хранителя, распорядителя казны, функции его соответствовали функциям министра финансов.