XXXV
Начался прием. Амир-Мирман и Шарванша сели на свои места, также и протомандатор и военный министр, других же разместили по существовавшему чину “сидения” и “стояния”. Чей язык в состоянии описать тогдашние торжества и ликование, или какой разум может понять объединение в лице одного человека[265] чести царя и султана, подчинение себе, в качестве вассала, сына атабага и Шарванши, пленение всего мусульманства, за исключением тех, которые сами явились и до земли кланялись? Начались угощения и пиры, сообразные с важностью того дня. В качестве вестника отправили протомандатора Чиабера, который, явившись в Табахмела к Тамаре, доложил ей о невыразимо радостном событии. Душой скромной и кроткой и сердцем смиренным вознесли все богу должную хвалу. По возвращении [из Табахмела] в город, собрались все во дворце, туда прибыла и царица; пред нею предстали военные, полные милости божьей, с именем недосягаемым и богатством несказанным. Доставили дары и сокровища неисчислимые: людей, — от властителей и дворян до рабов, — 12000, охотничьих животных 40, лошадей 20000, мулов 7000, верблюдов 15000. Кто мог исчислить обилие дорогой утвари, золота и ткани разноцветной? Начались пожертвования со стороны Тамары: знамя халифа, доставленное Шалвой Ахалцихским, она отослала в великий [Гелатский] монастырь иконе Хахульской божьей матери, подобно тому, как отправил туда прадед ее [Давид Строитель] снятое с шеи Дорбеза, сына Садака, во время Дидгорского его бегства[266], золотое ожерелье, украшенное драгоценными камнями. В качестве жертвоприношения и молитвословия она сочинила настоящий пятистрофный, в двадцать пять строк, ямбический стих:
265
Давид Сослани в данном случае объединял в своем лице титул царя, как муж Тамары, и султана, как победитель его.