«Более всего бросалась в глаза всеобщая осмотрительность и привычка «не сметь своё суждение иметь»! И дружественно настроенный собеседник — при разговоре с глазу на глаз! — хмурился и смолкал, едва учуивал намёк на мнение, отличное от газетного. Одобрение всего, что бы ни исходило от власти, сделалось нормой. И оказалось, что в лагере, где быстро складываются дружба и добрая спаянность… мы были более независимы духом»[145].
То же самое подметил другой узник коммунистической системы, автор первой книги о лагерях «хрущёвского периода» Анатолий Марченко. Когда его вызвали в кабинет начальника концлагеря за три месяца до очередного освобождения и снова попытались убедить «по-хорошему», он услышал:
«Марченко, вы скоро освободитесь. Вы понимаете, что, выйдя на волю, вы должны вести себя и думать, как все? Свобода — это вам не лагерь, где каждый думает по-своему» (!)[146]
«Гомососы» не признают смысла в существовании отдельного человека. Для них любой индивид всегда только часть коллектива, только средство достижения чего-либо. Различие наблюдается лишь в том, что для гомососа идейного он — средство укрепления государства, средство борьбы за интересы партии, которые на поверку оказываются эгоистическими интересами партийной верхушки. А для безыдейного мелкого хищника другой человек — средство удовлетворения его собственных паразитических устремлений. Поэтому презрение к чужому «я» — важная черта «гомососа». Он нетерпим и агрессивен к проявлениям личностного начала в других людях. «Гомо советикус» считает себя вправе хамить другим, в первую очередь тем, кто стоит ниже его на лестнице социальной иерархии, но удивляется и негодует, когда ему отвечают тем же. Никогда не забуду изумления инструктора минского горкома партии, когда я в ответ на хамское «ты» этого человека (моложе меня лет на семь) начал обращаться к нему точно так же. Сказать, что он был потрясён, значит, ничего не сказать…
Однако собственного достоинства у гомососа тоже нет — это две стороны одной медали. Достаточно вспомнить случай с генеральным прокурором России, имевший место несколько лет назад. Его, семейного человека, сняли скрытой видеокамерой при посещении двух проституток, с которыми он занимался групповым сексом, а он, абсолютно не смущаясь, заявил, что на видеоплёнке — «похожий на меня человек!» О каком достоинстве в этом случае может идти речь?! Или взять высших чинов российского флота, вравших своему президенту — верховному главнокомандующему, а заодно и всем гражданам России — о причинах гибели атомной подводной лодки «Курск» и о ходе спасательных работ. Когда их уличили во лжи, никто не подумал не то, что застрелиться от бесчестья, но хотя бы подать в отставку!
Как уже сказано, сознательное рабство, в форме тотальной зависимости от микроколлектива (стада), от макроколлектива (партии, государства) и от вождей, составляет суть мировоззрения «гомососа». А рабу по убеждению собственная свобода не нужна. Он не способен отказаться от предписанной извне социальной функции и типовых сценариев поведения, поэтому всячески избегает ситуаций выбора. В его понимании никакого свободного выбора не существует — нигде, никогда. Есть только блажь, своеволие, дурь, одним словом, опасное отклоняющееся поведение.
Наконец, гомососу чуждо цивилизованное отношение к праву собственности. Границы между «своим» и «чужим» для него условны, изменяются им при первой же возможности. Законные интересы посторонних людей он игнорирует принципиально, а украденное воспринимает как свое кровное. Яркий пример такого поведения в научной среде и в области искусства — плагиат. В сфере материального производства это проявляется в глубоком неуважении плодов чужого труда.
Отсюда вполне логично вытекает понимание примитивной «уравниловки» как социальной справедливости. Вот типичный пример. «Литературная газета» в 70-е годы описала следующий случай. Некий изобретатель предложил новшество, которое удалось внедрить на его заводе и которое дало предприятию за год выгоду в несколько миллионов рублей. Тогда руководство завода решило наградить его премией в размере 20 тысяч рублей, что составляло менее 0,1 % oт обеспеченной им выгоды. Но главный бухгалтер, женщина, отказалась выдать эту сумму, мотивируя тем, что советскому человеку «неприлично» получать так много денег!
146
А. Т. Марченко (1938-1986) пять раз осуждался по вздорным политическим обвинениям. В общей сложности он провёл в заключении 19 лет и умер в тюрьме. Автор книг «Мои показания», «От Тарусы до Чуны», «Живи как все». — Прим. Ред.