Значение колонии как рынка сбыта возрастало. В 1872 г. отчасти под давлением собственной промышленной буржуазии, отчасти по настоянию Британии (отраженному в Суматранском договоре 1871 г.— см. ниже) Гаагой были отменены дифференциальные импортные пошлины, совершен переход к фритредерству. «Политика открытых дверей» во внешней торговле и экономике в целом [105], несомненно, объяснялась страхом голландцев чрезмерной неуступчивостью спровоцировать Англию на захват Индонезии. Последствия не замедлили сказаться: если в 1870 г. метрополии принадлежало 77% индонезийского экспорта и 41% импорта, то к 1913 г. уже только 28% и 33% соответственно. Между тем доля Британской империи в том же 1913 г. поднялась до 40% (как импорта, так и экспорта).
Естественно, победа частнокапиталистических методов хозяйствования и рост торговли вызвал развитие средств коммуникации. К 1900 г. общая протяженность железных дорог (в основном на Яве) составила 3,5 тыс. км, а в 1913 — 5,5 тыс. Основанная в 1888 г. КПМ (Королевская пароходная компания) к 1913 г. располагала уже 80 пароходами и монополизировала каботажное плавание. Сообщение метрополии с колонией обеспечивали 180 голландских судов. Совершенствовалась телеграфная, телефонная, почтовая связь.
Уступая ряд экономических позиций частному капиталу, колониальное государство отнюдь не устранялось от эксплуатации колонии и ее ресурсов. Оно по-прежнему доминировало в экономике. Крупнейшей статьей его доходов были земельная рента, земельный и подушный налоги. В 1897 г. они составляли 53 млн гульденов, а в 1913 г. — уже 103 млн, превысив половину поступлений. Отменив в 1864 г. ряд второстепенных монополий (на игорные дома, табак и т. п.), государство сохранило выгоднейшие — на опиум и ломбарды, которые принесли в 1897 г. 28 млн гульденов, а в 1913—62 млн[106]. Колониальное государство владело также железными дорогами, рядом промышленных предприятий, крупными ирригационными сооружениями, почтой и телеграфом, извлекая из всего этого немалые прибыли. Разработки олова на островах Банка, Белитунг и Сингкеп велась компаниями, где преобладал государственный капитал. Государственная НКК[107] первой получила концессию на нефтедобычу (1883), но потребность в массированных капиталовложениях продиктовала ее слияние с английской Шелл и образование на этой базе смешанной нефтяной монополии Ройял Датч Шелл (1907). Нефтедобыча (в основном на Суматре и Калимантане) стремительно росла: с 1 тыс. т в 1890 г. до 1.525 тыс. т в 1913 г. Государство практически было монополистом в добыче угля — также на Суматре и Калимантане. Выварка пищевой соли опять-таки составляла монополию правительства. Таким образом, роль государства в экономике оставалась пока доминирующей.
Внешние острова (карта на правом форзаце) до конца 70-х гг. были ареной не столько плантационного хозяйства, сколько горнодобывающей промышленности. Правда, на Молукках продолжалось производство тонких пряностей, но государственная монополия на гвоздику была отменена в 1864 г., а на мускатный орех в 1873 г., так как обе культуры утратили высокую прибыльность. Плантаций капиталистического типа там не создалось.
В 1863 г. в султанате Дели (Восточная Суматра) голландским частным плантатором были сделаны первые посадки табака, оказавшиеся многообещающими. В 70-х гг. весь этот район стал производителем высококачественного табака на экспорт. Рабочая сила, которая не могла быть мобилизована на Суматре вследствие неразвитости товарно-денежных отношений, в XIX столетии ввозилась по контракту из Южного Китая, а с начала XX в. с Явы, где уже образовалась резервная армия труда. Частые нарушения контрактов, вызванные жестоким обращением с рабочими и чрезмерной их эксплуатацией, с 1880 г. пресекались специальным уголовным законодательством (пунале санкси), действовавшим почти до второй мировой войны, невзирая на протесты в метрополии. На западном побережье Суматры и юго-западном Сулавеси началось производство копры, однако эту культуру на мировой рынок поставляли не плантации, а мелкие товаропроизводители.
106