Основой империи Маджапахит стали быстро освоенные правителями Сингасари новые земли по правому берегу нижнего Брантаса[13]. Новая власть основывалась на имперской политике. Имперские ресурсы шли на создание через широкое ирригационное строительство собственной экономической базы как следствия уже существующей единой политической власти на большой территории. Часто стихийно «выбирался» для этого район, где слабы были традиции классовой эксплуатации.
Маджапахит, новая область земельных раздач, дал вторую, в рамках VIII—XV вв., «полосу инноваций». Важнейшая из них — «предварительные документы», выдававшиеся местными властями. Это — признак бесспорного усиления и феодализации крупных сановников окраин, провинциальной администрации; пока была сильна центральная власть, это, видимо, не было опасно, но в XV в. помогло распаду империи. Особую группу в это время представляли «специализированные» общины, религиозного или транспортно-торгово-промыслового характера.
Именно в период империи частные феодальные владельцы стали чаще, чем общины, получать иммунитеты. Заметное место среди получателей иммунитетов занимало и духовенство, чьи имущественные права все более приближались к правам среднего светского феодала (отсюда, видимо, и меньший размах строительства храмов).
Усиление средних феодальных владельцев в условиях сильной центральной власти породило бурный рост процедуры фиксирования имущественных отношений и операций. Государство массово подтверждало (в меньшей степени — раздавало) имущественные права в отношении попавших в зависимость общин. Владения служилых феодалов закреплялись за ними наследственно, часто — навечно, формировалась идея частной собственности, тем более что «фиксирование прав» не имело условием обязательную службу. Не располагая уже большим земельным фондом, государство теперь закрепляло права светских феодалов на земли и общины, полученные ими в разное время и разными путями. Эти процедуры укрепляли власть не только монархов, но и их чиновников на местах, так как последние были гарантами подлинности прав и авторами первичных решений, утверждаемых монархом. «Фиксирование прав» развивалось так бурно, что очевидна «нестихийность» и этого процесса; перед нами — государственная политика Гаджа Мадьг и его единомышленников. Массово были закреплены права средних феодалов на доходы с поставленных в зависимость свободных «казенных общин» вместе с их верхушкой (в отличие от времен Кедири — Сингасари). В то же время значительная часть общин продолжала платить прямо государству. Кроме того, по-прежнему существовали привилегированные общины, платившие лишь часть налогов.
Государство теперь меньше интересовалось характером передаваемого имущества, чем раньше; главное внимание обращалось на размер поступлений или характер прав.
Заметны и секуляризаторские тенденции, империя крепла в определенной степени за счет духовенства. Духовенство вынуждено было отчислять часть своих доходов государству и его служителям, причем отчислять в формах, ранее присущих свободному крестьянству. Но отчисления эти не были разорительными, в основном речь шла о дарении движимости.
Первые годы царствования махараджи Кертараджасы были спокойными. Новый монарх раздавал чины и имущество многим из тех, кто в трудную годину поддержал его: от министров и военачальников до личных слуг и деревенской верхушки. Вместе с тем Кертараджаса, окружая себя новыми людьми и возвышая некоторых старых друзей. в конечном счете стремился расширить свою социально-политическую опору для дальнейшего укрепления централизованной власти. Например, передача северной части Восточной Явы под управление Вирараджи, бывшего адипати Мадуры, способствовала усилению маджапахитского суверенитета на Мадуре, хотя и была связана с ростом масштабов власти самого Вирараджи, очень влиятельного сановника. Одаривая высшей чиновной властью и богатыми кормлениями своих соратников, способных военачальников и дипломатов, махараджа отнюдь не намеревался делить с ними свою личную власть. То, что известно о его правлении в 1295—1305 гг., говорит как раз об обратном. Кертараджаса пошел еще дальше своего предшественника Кертанагары в возвеличивании исключительного статуса монарха, называя себя «великим властелином всей Явы», «повелителем всей Двипантары (Нусантары)». Он заключил «священный брак» с дочерьми Кертанагары и отдал им в управление крупнейшие города, таким образом окончательно подтвердив и узаконив воссоединение сингасарской династии под эгидой Маджапахита. Он сразу назначил наследником трона малолетнего сына от главной жены Контроль за центральными (восточнояванскими) владениями Маджапахита все более переходил в руки кровных родичей и свойственников махараджи, группировавшихся вокруг престола и имевших право, как и сам монарх, носить особые титулы царского достоинства (прабху, бхатара). Кертараджаса официально объявил о возрождении в своем лице династии Раджасы и в то же время культивировал развитую Кертанагарой идею сакральной всеиндонезийской империи вокруг яванского махараджи как «божественного прабху».
Поскольку ведущей тенденцией политического развития, наметившейся в Сингасари и Маджапахите, продолжала оставаться растущая централизация, постольку политика Кертараджасы и его преемника Джаянагары неизбежно наталкивалась на сопротивление определенных слоев «старой» и «новой» аристократии. И борьба за передел полученных от Кертараджасы привилегий, и недовольство наместников (превратившихся в чиновников) «собиранием» Явы побуждало недавних близких сторонников линии Раджасы и политики Нусантары к открытому мятежу и попыткам переворота.
Наиболее крупных мятежей такого рода за период правления Кертараджасы и Джаянагары (1295—1328) насчитывается девять. Но не более двух из этой серии выступлений приходится на время Кертараджасы.
По сведениям «Параратона» уже в 1295 г. восстал Рангга Лаве, недовольный назначением Намби, другого соратника Кертараджаеы,. на высочайший пост «канцлера» (мапатиха) и сам не получивший этого вожделенного места. Результатом вспыхнувшего на этой почве придворного конфликта явился уход Рангга Лаве в местечко Бубат, где он собрал большое войско, а затем выступил на Маджапахит. Ему удалось разбить высланный ему навстречу маджапахитский корпус под командованием посредственного полководца Намби. Но маджапахитская армия под водительством самого махараджи блокировала силы мятежников в районе Тубана, в одном из сражений Рангга Лаве был убит, и это предопределило конец мятежа.
Второй мятеж, происходивший в 1298—1300 гг., не носил такого ярко выраженного характера военного столкновения, как мятеж Рангга Лаве. Однако на этот раз в центре мятежа был еще более близкий махарадже сановник: бывший его личный советник Сора, получивший пост демунга (своего рода «мажордома») двора. Сора, как очевидный фаворит государя, имел реальные шансы занять место Намби на посту высшего государственного сановника, мапатиха, и, очевидно, он рассчитывал на это. Но его завистливые противники при дворе убедили государя возбудить против него дело по старому обвинению в убийстве видного военачальника Махиши Анабранга, вместе с которым он подавлял мятеж Рангга Лаве. Сора подвергся опале, но, не дожидаясь расправы, уехал с друзьями и слугами в свое имение, где и объявил о своем неподчинении и собрал войска. Борьба с непокорным Сорой и его сторонниками была упорной и продолжалась более двух лет. Когда же он был убит, то мятеж еще тлел до 1302 г.
13