Но Сумокил, бежавший на голландском самолете на родной о. Амбон, 25 апреля 1950 г. провозгласил с группой единомышленников эту тринадцатую область того же штата независимой Республикой Южномолуккских островов (РМС). При поддержке части христиан–амбонцев, издавна связанных с КНИЛ, Сумокил создал военно–полицейское государство, поддержанное голландцами и отказывающееся вступать в переговоры с СШИ. Летом в области началась высадка федеральных войск, встретивших серьезное сопротивление. Амбон пал после ожесточенных боев лишь в ноябре. Хотя отряды мятежников еще долго пытались сопротивляться, базируясь в джунглях о. Серам, Южные Молукки вскоре также вошли в состав СШИ. После этого в стране продолжалось только вооруженное восстание Даруль ислама на Западной Яве под руководством Картосувирьо.
Антиунитаристские мятежи, вскрывшие непрекращающееся вмешательство Нидерландов в дела СШИ, способствовали дискредитации федералистов и привели к результатам, обратным желаемым ими. Унитаризм стал синонимом патриотизма. Последнему штату, Восточной Суматре, осталось лишь добровольно присоединиться к Республике. Уже 19 мая 1950 г. правительства СШИ и РИ договорились о воссоздании унитарной республики Индонезии и приступили к разработке ее временной конституции.
Основной закон, принятый 16 августа 1950 г., утверждал принципы парламентской демократии. Президент становился номинальным, «церемониальным» главой государства (правда, оставался верховным главнокомандующим; отбирал политического деятеля, формирующего состав кабинета; мог распустить парламент, назначив новые выборы). Но правительство теперь было подотчетно парламенту, а не ему. Более того, все президентские декреты становились действительными лишь после визирования соответствующим министром. Так центрами политической власти становились парламент и зависящий от него премьер–министр. Временная конституция немало заимствовала у конституции 1945 г. Новое важное положение гласило: «Право собственности является социальной функцией (то есть ограничивается общественными интересами).
Помимо перечисленных мер федеральный кабинет М. Хатта возобновил работу по «рационализации» госаппарата. Трехтысячную армию удалось сократить на треть, но большинство сокращенных пополнили ряды безработных. Еще менее успешной была попытка уменьшить вдвое непомерно разбухший госаппарат (420 тыс. чиновников). Ввиду крайне неустойчивого положения Хатта не решался официально пресекать забастовочное движение, но вместе с тем и не мешал военным, командующим на местах запрещать стачки. Чтобы обуздать инфляцию в разоренной стране, правительство сократило наполовину достоинство обращающихся в стране денежных знаков и на такую же сумму приняло обязательств по облигациям. Однако некоторому упрочению финансово–экономических позиций СШИ способствовала не столько денежная реформа, сколько резкое повышение спроса и цен на стратегическое сырье каучук, олово и пр.) в условиях начавшейся войны в Корее, соблюдая условия КМБ, кабинет СШИ приступил к возвращению недвижимости иностранным владельцам, но при этом обрушил прибыли корпораций 40%-м дополнительным налогом (вдвое выше, чем прежде). Консервативный кабинет Хатты легко получил финансовую помощь Запада: 40 млн долл, от США на условиях плана Маршалла; 100 млн долл, от Экспортно–импортного банка США и около 74 млн от правительства Нидерландов.
Внешнюю политику федерального правительства справедливо определяют как «прозападный нейтрализм». Оно реализовало дипломатические отношения со всеми крупными странами Запада. Наивно полагая, что добрые отношения с Нидерландами облегчат скорое возвращение Индонезии Западного Ириана, Хатта стремился к максимальному их улучшению: 3 февраля 1950 г.[45] в ответ на признание СШИ Советским Союзом премьер изъявил готовность установить дипломатические отношения с СССР, но воздержался пока от обмена посольствами.