Хорошо бы какому-нибудь автору в Англии попытаться, как пытается в этой книге мистер Мейкок, исправить наши старые, зачастую преувеличенные понятия об инквизиции, проведя беспристрастное исследование ранней поры ее существования.
Автор-католик не стал бы писать об инквизиции, как о деле прошлом, потому что она существует до сих пор. Правда, сегодня она использует только духовное оружие, ее функции сводятся к функциям духовного тела; она посягает на свободу людей не больше, чем Арчский суд.[2] Следовательно, автор-католик должен указать, что этот общественный институт развивается вот уже несколько веков, что его нельзя считать изолированным явлением определенного исторического периода. Он должен четко отличать его истинные характеристики от мимолетных, его невольные допущения от его осознанных целей. Он должен рассматривать его как часть общего целого.
Неприязнь, испытываемую средним англичанином к инквизиции, можно выразить несколькими нравоучительными высказываниями, которые можно свести к следующим:
1. Церковь не должна ставить во главу угла некую догму, отступление от которой расценивается как ересь и становится причиной отлучения от Церкви.
2. Еще более недопустимо подкреплять духовное наказание отречением от Церкви любым светским наказанием, штрафами, заключением под стражу и т. д.
3. Особенно недопустимо придерживаться той точки зрения, что нарушение этой догмы – настолько серьезный проступок, что он может караться смертной казнью.
4. Ни один суд – ни церковный, ни светский – не может применять пытки.
Если разобраться, чем в общих чертах вызвана неприязнь к инквизиции, то сразу можно заметить, что причины недовольства стоят на разных уровнях. Утверждение 1 не примет ни один католик любой эпохи. Утверждение 4, с моей точки зрения, в наши дни принимает большинство католиков, равно как и не католиков. Но неверно было бы говорить, что пытки в наши дни вообще не применяются в цивилизованных странах. Нельзя забывать о допросах третьей степени, то есть с применением пыток. Несмотря на это, в современном мире популярна точка зрения, согласно которой физические пытки ни в каком случае нельзя применять для установления истины. Утверждения 2 и 3 более спорны, одной фразой их не опровергнуть.
Однако историческая перспектива четырех утверждений довольно интересна. Номер один – мечта журналистов, не имеющая, по сути, применения, – это измышление нашего века. Утверждение 2 было нехотя признано в начале прошлого века, когда католики обрели независимость. Доказательством тому, как это было нелегко, могут послужить мятежи Гордона. Утверждение 3 обрело силу в XVIII веке, когда суды присяжных отказывались выносить обвинительные приговоры по законам против папистов и нонконформистов и когда были отменены суды над ведьмами. Утверждение 4 было признано в XVII веке, точнее, в 1640 году. В долгие годы правления королевы Бесс, когда зародились унаследованные нами предрассудки против инквизиции, об этих четырех утверждениях не слыхал никто – ни католики, ни протестанты.
Невозможно вернуться мыслями так далеко назад в историю. Мозг пытается сделать это, но нервы сдают, воображение отказывается подчиняться рассудку. Почти также невозможно в Англии, во всяком случае, представить себя в атмосфере католического государства. Мы так привыкли (несмотря на унаследованный от предков эрастианизм) считать Церковь неким объединением в рамках государства, занимающим в нем определенное место, как, например, крикетный клуб или Ancient Order of Buffaloes, что мы и представить себе не можем государства, признающего независимое существование богооткровенной религии, которая считает существование Бога, единого в трех лицах, таким же бесспорным, как и то, что дважды два четыре. Мы не понимаем, насколько тесно в таком обществе интересы религии связаны с общественной моралью и общественным порядком; насколько естественно (и, можем добавить, справедливо) подозрение, что какая-нибудь тайная секта, нападающая на истины открытого богословия, нападает и на моральные устои всего общества.