Думаю, ничто не даёт лучшего представления о том, какой приём получал Кир повсюду, где действовал, чем смелые формулировки книги Исайи, пророка единого Бога, ревнивого Бога Авраама и Иакова, в которой Яхве называет Кира «пастырем Моим» (Ис. 44:28), «мужем правды» (Ис. 41:1) и, наконец, своим мессией: «Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы» (Ис. 45:1). Многие евреи немедленно вернулись в Святую землю, где, впрочем, им было трудно найти себе место, поскольку за время их долгого изгнания эта земля оказалась заселённой. Другие, полторы тысячи семей во главе с Ездрой, выступили позже, возможно, около 397 г. до н. э., с позволения Артаксеркса II. Третьи остались — могущественные, богатые, сильные, сумевшие вписаться в иранский мир, как прежде вписались в месопотамский. По-человечески это понятно. Каким патриотом ни будь, как ни люби Иерусалим больше всего на свете, нелегко отказаться от имущества, которое с собой не возьмёшь, от земель, от недвижимости, уйти с должностей, часто высоких.
Среди потомков тех, кто не ушёл, приблизительно через три четверти века оказались одна женщина, Эсфирь, и её опекун Мардохей, человек при должности, которые оба скрывали этническое происхождение, приняв имена восточных богов: Эсфирь — это Иштар, великая богиня, Мардохей — Мардук, великий бог Вавилона. Она была красивой, соблазнительной, интриганкой, притворщицей, менее всего — боязливой и смиренной, но патриоткой и пламенно верующей. Когда её ввели в гарем, она завоевала сердце царя Артаксеркса, почти наверняка — Ксеркса, и стала царицей. Тогда она и узнала, что готовится погром её племени, народа, законы которого «отличны от законов всех народов». После долгой молитвы она во время одного из больших пиров, какие периодически проводились для демонстрации имперской пышности, разоблачила заговор, открыла, что она — еврейка, обратилась к царю с мольбой спасти её соплеменников и добилась удовлетворения своей просьбы. Более того, она убедила монарха разрешить евреям отомстить своим врагам. За два дня евреи перебили семьдесят пять тысяч персов! В Книге Есфирь ощутим местный колорит, но ничто не позволяет верить, что гонения на евреев и избиение персов произошли на самом Деле. Однако, прочитав у Геродота (IX, 108-113) рассказ о другом пире, имевшем столь же трагические последствия, можно и задуматься. По-настоящему важно то, что весть о помощи Бога, пришедшая из далёкого Ирана, вошла в число преданий Израиля.
Кир объединил под своим скипетром почти весь мир. Ему можно было умирать. Рассказы о его смерти различаются, и нельзя сказать, каким образом она случилась — где-то в восточной части его державы, во время нового похода, который он вёл в 530 г. до н. э. Его похоронили в Пасаргадах, которые он сделал своей главной столицей.
Его преемник Камбис II (530-522 до н. э.), которого Геродот изображает буйным помешанным и который, несомненно, страдал приступами неуравновешенности, если не безумия, назначил своего брата Смердиса (или Бардию) правителем Восточного Ирана. Уходя на завоевание Египта, он вдруг испугался, как бы брат не воспользовался его отсутствием, чтобы занять его место, и велел убить Смердиса. Империи не хватало Египта. Это, конечно, уже не была великая страна древних фараонов, но её престиж оставался огромным, равным престижу Вавилонии. И в один прекрасный день 525 г. до н. э. Камбис выступил в поход, чтобы её захватить. Он пересёк пустыню, встретил египетскую армию, разбил её, вступил в Мемфис и, конечно, приказал казнить монарха, но в остальном остался верен традициям предшественника. Он стал чтить здешних богов, нравы, обычаи и даже в некотором роде сделался египтянином. Для персов это была ещё одна великая победа. Но царь считал её лишь первым шагом. Он намеревался покорить Африку, как Кир покорил Азию. Поскольку у него не было флота, чтобы напасть на Карфаген, он повёл войско через пустыню.
Считают, что войско было там уничтожено. Тем не менее оно дошло до Барки, до Кирены, и Киренаика, как и Ливия, добровольно выплатили дань. После этого Камбис двинулся на Эфиопию. Он прошёл на север по долине Нила до второго водопада, а потом свернул прямо на юг. Достиг ли он Мероэ-Непоти, священного города эфиопов, в который, должно быть, и направлялся? Сомнительно, но иные утверждают, что он был основателем будущей столицы Мероитского царства, которая станет носить имя его жены. Можно ли говорить, как полагают некоторые, о полном провале его африканской политики? Его походы на самом деле были изумительными, а их результат — отнюдь не негативным, ведь вслед за побережьем Северной Африки до самого Туниса верховенство Камбиса признала часть Эфиопии. Это побуждает с большим недоверием воспринимать утверждения о припадках безумия у Камбиса, якобы вызванных его разочарованием в результатах похода, и обо всех бесчинствах, которые он совершил по возвращении в Мемфис: о казни представителей египетского городского управления, о казни собственных чиновников, о святотатстве в отношении быка Аписа...