В 1472 году, когда Катерина Корнаро (1454–1510) вышла замуж за короля Кипра Жака II Лузиньянского, ей было 18 лет. Хотя это был в полном смысле династический брак, с учетом государственных интересов Серениссимы, молодой венецианке эта партия предоставляла прекрасную возможность избежать домашнего затворничества, на что обычно были обречены жены членов венецианского Сената. В следующем году Жак умер, оставив Катерину беременной, притом в откровенно враждебном окружении. В ходе восстания, которое было устроено киприотской знатью, подстрекаемой католическим клиром острова, королева была заключена под стражу, ее родственники умерщвлены, а новорожденный сын украден. Все это дало Венеции отличный предлог для вторжения ради защиты королевы-венецианки и оказания ей помощи в подавлении мятежа. В 1475 году сын Катерины Жак III заболел и умер, возможно, в результате отравления. Без законного наследника ее положение стало вдвойне уязвимым, угрозами и запугиванием ее принудили отказаться от королевства в пользу Венецианской республики. В 1489 году, после проведения по всему острову тщательно спланированных церемоний отречения, Катерина вернулась на родину.
Правительство компенсировало ей потерю кипрских владений передачей в пожизненное пользование — с независимым статусом королевы — замка Азоло к северу от Венеции, где она и провела последние 20 лет своей жизни, наслаждаясь вновь обретенной свободой. Ее двор стал средоточием культурной жизни, она оказывала покровительство поэтам, художникам и музыкантам. Молва приписывала ей нескольких любовников из их числа. В замке Катерины Корнаро Пьетро Бембо, поэт и теоретик литературного языка и стиля, написал знаменитые Азоланские беседы — построенный в форме диалога трактат о возвышенной любви. Часто бывая в Азоло, он пустил в оборот словечко asolare (дословно — «проводить время по-азолан-ски»), что значило отдыхать и предаваться культурным наслаждениям жизни в обществе образованной и привлекательной женщины. Облик Катерины запечатлели многие художники, включая Пальму Веккьо, Джентиле Беллини и Тициана. Вернувшись в Венецию во время войны Камбрейской лиги, она умерла там в возрасте 56 лет и была похоронена в церкви Санти Апостоли.
«Чем занят Ты, Господь? Почему пребываешь во сне? Восстань и приди освободить свою Церковь из рук дьявола, из рук тиранов, из рук нечестивых служителей Божьих! Единственная надежда, которая нам осталась, это знать, что скоро меч Господень обрушится на всю землю».
В условиях нараставшей в конце XV века политической нестабильности ренессансной культуре — уже достигшей расцвета, пленявшей своей открытостью чувственной красоте мира, — был брошен вызов со стороны христианского религиозного возрождения. Смутным сомнениям и страхам, всегда приходящим в преддверии политических катаклизмов, был дан выход в виде аскетически-гневных сетований о судьбе грешного человечества. Рупором этой реакции стал доминиканский монах фра Джироламо Савонарола. Он родился в 1452 году в Ферраре, а под конец правления Лоренцо Медичи появился во Флоренции, где сразу привлек внимание горожан своими яркими проповедями, исполненными риторического блеска и совершенно неординарного аскетического пафоса, ибо он обличал суетность и развращенность князей, священников и простых граждан.
Апокалиптический тон его высказываний усилился после вторжения в 1494 году французской армии Карла VIII. На четыре следующих года Флоренция становится теократией, с Савонаролой, взявшим на себя роль судьи нравов. Одной из самых странных особенностей доминирующего влияния, какое этот монах имел на флорентийцев, был тот факт, что его слова нашли отзвук в сердцах некоторых видных гуманистов и художников. К примеру, тогда ходили упорные слухи, что Сандро Боттичелли раскаивался в своем увлечении светскими и языческими темами, отраженными в его более ранних картинах, хотя, впрочем, историки искусства склонны преуменьшать влияние Савонаролы на его более позднее творчество. Макиавелли, автор Истории Флоренции, много размышлявший о причинах бедствий Италии, был явно заинтригован феноменом этого монаха, видя в нем воплощение нового типа правителя, способного властвовать над людским сообществом исключительно силой своей личности.
После поражения французов в битве при Форново в 1495 году папе Александру VI удалось, наконец, подорвать власть Савонаролы, и он объявил об отлучении его от церкви. Похоже, это побудило Савонаролу к еще большим крайностям, когда вместо традиционных карнавальных торжеств в 1497 году были устроены печально известные костры, названные им «сожжением суеты». На этих неистово-фанатичных сборищах флорентийцы громоздили в специально сооружаемые погребальные костры свои самые дорогие и красивые вещи, включая произведения искусства, а затем наблюдали, как они горят, производя этим символический акт отвержения мирской суетности. Однако годом позже в пламени сгорит труп самого Савонаролы. Политические неурядицы, происки со стороны Медичи, разочарование горожан из-за несбывшихся пророчеств фанатика о роковом конце неизбежно вели к падению его авторитета. Его враги бросили ему вызов, предложив испытание огнем. Когда эта акция не состоялась, горожане ополчились против него. Арестованный и представленный на папский суд, Савонарола был обвинен в ереси и расколе и осужден на казнь через повешение и сожжение.
1508 Микеланджело приступает к работе над росписью потолка Сикстинской капеллы в Ватикане. Сооруженная в 1481 году при папе Сиксте IV, капелла уже была украшена фресками Сандро Боттичелли, Пьетро Перуджино и Луки Синьорелли на южной и северной стенах. Микеланджело создаст цикл с эпизодами из Книги Бытия, окружив его фигурами библейских пророков и сивилл, предсказавших рождение Христа.
Страстно желая сломить могущество Венеции, Юлий II способствует объединению Испании, Франции и Священной Римской империи в Камбрейскую лигу в надежде, что те отнимут все материковые владения морской республики. Он ставит также Венецию под вердикт отлучения.
После завершения росписи на потолке Сикстинской капеллы в 1512 году Микеланджело (1475–1564) был провозглашен величайшим художником своего времени. По его собственному мнению, он был первым из скульпторов — прежде всего, именно скульптором. В глазах последующих поколений он обеспечил себе прочное место в истории европейского искусства также и как необычайно яркий художник, блестящий рисовальщик, вдумчивый архитектор и своеобразный поэт. В XIX веке значимость этой фигуры возросла именно благодаря ученым изысканиям, пробудившим филологический интерес к сонетам Микеланджело: впервые в оригинале они были опубликованы в 1863 году, и это позволило увидеть в нем одного из самых выразительных и утонченных рыцарей итальянского стиха. В XX веке больший акцент выпал на долю уникальных колористических решений мастера — это обнаружилось при реставрации фресок Сикстинской капеллы.
Туристы, восторгающиеся микеланджеловским Даводом в просторном зале флорентийской Академии, даже не зная о бесконечной преданности его создателя родной Флоренции, сразу чувствуют всю серьезность замысла, смело введшего в ренессансное искусство классическую формулу обнаженной фигуры. Эта величавая статуя — заказ городской коммуны для установки на ключевом месте главной площади, Пьяцца делла Синьория, — должна была олицетворять бескомпромиссную борьбу Флорентийской республики с тиранами и внешними врагами. Микеланджело с готовностью принял и другой заказ города — написать Битву при Кашине для парадного зала Палаццо Веккьо в дополнение к Битве приАнгъяри Леонардо да Винчи, а скорее, для привнесения духа состязательности в творческий процесс великих мастеров. К сожалению, он успел закончить лишь подготовительный картон для этой фрески, когда папа Юлий II призвал его в Рим — приступить к работе над своей гробницей.