Несомненно, что такая расчлененность рабов по профессиям могла быть наследием античного рабовладения, сохранившегося в Италии и во времена остготского господства. В число рабов-министериалов вошли, по-видимому, многие римские рабы, а в число рабов-держателей земельных участков (массариев), может быть, частично и колоны-оригинарии, которых уже Эдикт Теодориха разрешил перемещать с места на место (§ 142). Данное предположение подтверждается и сообщением Павла Диакона о разделе между лангобардами податного и зависимого населения Италии — колонов и рабов. Последние разряды рабов могли, впрочем, принадлежать не только лангобардам, но и римским пасторам, владения которых были организованы по типу римских вилл (см. ниже).
Конечно, лангобарды имели и собственных рабов, которые в качестве подсобной рабочей силы в хозяйстве свободных членов племени были поселены в Италии во время лангобардского вторжения. Однако ни Эдикт, ни грамоты не позволяют выяснить, хотя бы приблизительно, соотношение туземных италийских и лангобардских рабов. В Эдикте Ротари лишь один раз различается лангобардская и римская рабыня, причем штраф за прелюбодеяние с лангобардской рабыней выше, чем за тот же проступок по отношению к римской рабыне, что указывает на более низкое положение римской рабыни и подтверждает гипотезу о наличии вилл. Но это единственное указание не может дать материал для решения интересующего нас вопроса. Во всяком случае, ясно, что обилие упоминаний о рабах, их расчлененность по профессиям, наличие обученных рабов-министериалов, магистров, имеющих собственные дворы, и пр., — все это свидетельствует о наследии римского рабовладения, которое послужило немаловажным стимулом социального расслоения среди свободных лангобардов.
Видимо, к лангобардским рабам принадлежали главным образом домашние рабы и лишь частично массарии, которые могли служить рабочей силой в хозяйстве рядовых свободных, тогда как рабы-министериалы разного рода, вероятно, обслуживали хозяйство возникающей должностной и служилой знати, а также хозяйство королевских имений. Эта служилая знать складывается уже к середине VII в.: Эдикт Ротари упоминает о вступлении свободных или даже некоторых вольноотпущенников в дружины герцогов или частных лиц, от которых они получают дарения и становятся их газиндами, и о коммендации королю[81]. Наряду с этим растет значение представителей административного аппарата королевской власти, в частности роль гастальдов — управителей королевских имений и судебно-политических агентов короля, а также их помощников — сотников и скульдахиев[82]. В то же время сохраняется мощь герцогов, уже утративших былую связь с родовыми объединениями и частично превратившихся в должностных лиц короля. Жизнь герцогов защищена очень высоким вергельдом — в 800 солидов, а вергельд скульдахия равен вергельду свободного, хотя скульдахий — низшее должностное лицо.
Все отмеченные выше явления — увеличение численности рабов за счет остатков италийского рабовладения при наличии разных методов их эксплуатации (путем испомещения на земельные участки и в качестве домашних слуг), большая роль промежуточных социальных слоев (альдиев и вольноотпущенников различных разрядов), а также усиление служилой должностной знати — приводили к дальнейшему углублению социальной дифференциации всего лангобардского общества, и в частности к разорению некоторой части свободных. Показателями последнего процесса следует считать, с одной стороны, появление таких свободных, которые в результате задолженности утрачивали необходимый рабочий скот (быков и лошадей) и вынуждены были совершать кражи совместно с рабами[83], а также предпринимать во главе целой толпы рабов вооруженные нападения на жителей лангобардских сел[84], а с другой стороны, возникновение либеллярных держаний и целого нового слоя зависимых держателей[85]. Этот слой складывается из безземельных людей, которые испрашивают у собственников земельный участок с домом и рабами и получают его в пользование на известный срок (первоначально на 5 лет) за чинш, причем сделка оформляется при помощи особого письменного договора (libellus scriptus, откуда и название таких держателей — либеллярии)[86]. Дальнейшее развитие и распространение либеллярных держаний падает на VIII и следующие века, но характерно их зарождение и юридическое оформление уже по Эдикту Ротари, ибо они резко отличаются от описанного выше архаического вида земельного дарения одним свободным другому с оговоркой о сохранении пожизненного пользования (фактом отсутствия земли у получателя, наличием чинша и др.).
82
Ro, § 25:
83
Ко, § 251, 259, 263; любопытно, что Эдикт считает это несовместимым с достоинством свободного лангобарда, "ибо позорно и ни с чем не сообразно, чтобы свободный человек вмешивался в кражу или давал на нее свое согласие" (§ 259).
84
Ro, § 279: