Кризис феодального строя, обострившийся к концу XVIII в., постоянное ухудшение условий существования деревенских масс, страдавших от двойной эксплуатации феодальных баронов и «благородных», неурожаи и нищета — все это крайне ожесточало крестьян, разжигало в их душах ненависть ко всем богатым. Но нередко особенно жгучую ненависть деревенских масс вызывали именно буржуа, «благородные». Многие из них были сыновьями крестьян или сами вчерашними крестьянами, разбогатевшими выскочками, и присвоение ими общинных земель не могло иметь в глазах крестьянства вообще никакого основания и оправдания, тогда как бароны вели наступление на общинные домены под флагом восстановления своих древних феодальных прав. К тому же «благородных» не связывали с деревенскими жителями нити патриархальных отношений из поколения в поколение складывавшиеся в глухих сельских районах Юга между крестьянами и местными феодальными сеньорами, о поддержании авторитета которых вседневно заботилась также церковь. Новые землевладельцы, чуждые всяких патриархальных традиций в отношениях с крестьянами, проявляли себя как беспощадные хищники.
Таково было положение в неаполитанской деревне, когда стало распространяться известие о бегстве короля и установлении республики. К середине февраля республиканские порядки распространились на большую часть королевства — Молизе, Апулию, Салерно, Базиликату и Верхнюю Калабрию, тогда как самая южная ее часть, лежащая на крайней оконечности полуострова, осталась роялистской. Королевским властям удалось, хотя и не без труда, удержать в подчинении и Сицилию (в феврале здесь под воздействием республиканской пропаганды поднялись городские низы Катании, Мессины, Катальджироне и других городов, однако восстания были подавлены с помощью войск, использовавших артиллерию)[91]. Таким образом, за исключением Сицилии, Южной Калабрии и Абруцц (где еще зимой 1798 г. началось антифранцузское восстание), деревья свободы, символизировавшие республиканские порядки, были водружены во многих сотнях городов и селений — от границы с Римской республикой до Ионического моря.
Провозглашение республики не встретило сопротивления со стороны народных масс провинции. Многие надеялись, что республика принесет им избавление от нужды — ведь республиканское правительство как будто дало обещание, хотя и не очень определенное, улучшить положение масс, заявив в своем первом обращении к народу: «Равенство состоит в том, что закон равен для всех и защищает невинного бедняка от богатого и властного угнетателя»[92]. Во всяком случае в обстановке развивавшегося на Юге острого социального кризиса народ во многих местностях истолковал по-своему провозглашавшиеся во время республиканских манифестаций лозунги свободы и равенства — как свободу от всех властей и налогов и как равенство имуществ с богатыми. Вместе с тем вследствие того, что новые республиканские органы управления в провинциях состояли почти целиком из представителей провинциальной буржуазии — «благородных», в сознании крестьян республика стала отождествляться с теми, кто подвергал их самой жестокой эксплуатации и притеснениям. Поэтому для массы деревенского люда понятие «якобинец» и «республиканец» стало синонимом угнетателя, богача, мироеда («У кого вино и хлеб — те и якобинцы!» — говорилось в одной из песен, сложенных в 1799 г. крестьянами.)
92
С. Cingari. Giacobini e sanfedisti in Calabria nel 1799. Messina — Firenze, 1937, p. 307.