Во многих городах-коммунах, активно способствовавших развитию коммерции и ремесел, наличие земельной собственности считалось необходимым для настоящего гражданина, и некоторые коммунальные статуты ставили владение землей условием для предоставления гражданства. Однако и без этого предписания многие коммуны являлись фактически ассоциацией городских и сельских земельных собственников. Так, в 1253 г. в Кьери, Монкальери, Перудже, Мачерате и Орвието владели землей две трети горожан, тогда как в 1314 г. на территории Сан-Джиминьяно им принадлежало 84 % коммунальных земель. Мы не располагаем конкретными данными в отношении более крупных коммун, однако несомненно в них происходили те же процессы. Стоит ли сомневаться в таком случае, что подобная солидарность землевладельцев явилась новым фактором социальной сплоченности?
В отличие от заальпийских городов, привилегии и свободы которых были ограничены крепостными стенами и узкой полосой огородов и хижин, составлявших banlieue[39], итальянская коммуна слилась с контадо и приобрела черты территориального образования. Это существенное различие не укрылось от внимания германского епископа Оттона Фрейзингенского, прибывшего в Италию в свите Фридриха I Барбароссы. Предоставим ему слово.
Жители Италии до сих пор подражают древним римлянам в устройстве города и управлении государством. Они настолько любят свободу, что во избежание всесилия властей управляются консулами, а не господами. А поскольку делятся они на три сословия — капитанов, вальвассоров и плебс, то, желая обуздать высокомерие одних, они выбирают консулов не из одного, но из всех трех сословий. А чтобы [консулов] не увлекла жажда власти, они меняют их почти каждый год. Из этого следует, что, поскольку вся земля поделена между городами, они вынудили жителей епархии поддерживать их, и едва ли можно найти знатного и могущественного человека, который не подчинился бы своему городу… Чтобы иметь силы усмирять соседей, они [города] не брезгуют поднимать до положения рыцарей юношей низкого происхождения и оказывать почести им, а также и тем, кто занимается презренным и ручным трудом, какой другие народы держат вдали от достойных и свободных занятий. Потому они и превосходят другие города мира богатством и могуществом.
Несмотря на известные упрощения и преувеличения, германский епископ подметил главное: могущество и богатство итальянских городов основывались на подчинении контадо («поскольку вся земля поделена между городами»), а это подчинение явилось, в свою очередь, следствием взаимопроникновения и слияния сословий сельских феодалов и жителей деревни с торгово-ремесленными слоями города.
Уже в период становления в сложнейшем и двойственном организме, каким была итальянская коммуна, отчетливо проявилось наличие двух «душ»: бюргера-предпринимателя и землевладельца-рантье. Пока, в эпоху расцвета и экспансии коммун, преобладала первая. Города, давшие миру великих путешественников и знаменитых банкиров, проводили в деревнях контадо масштабные работы по мелиорации, освобождали сервов, разрушали замки. Но придет время, когда одержит верх другая «душа» итальянского города — «душа» землевладельца-рантье, и это положит начало длительному, хотя и менее яркому периоду его истории.
Однако если было две «души», то тело — одно. Неслучайно поэтому история Италии в эпоху коммун развивалась под знаком привязанности к городу, к «малой родине». В мире, где статус гражданина был важнее его социального происхождения, как нигде развивалось муниципальное сознание, согласно которому нет ничего страшнее участи «бандита» или «человека, стоящего вне закона», потерявшего связь с родиной и доведенного до положения déraciné.
Микрокосм коммуны уже объясняет и продолжает преемственность всей итальянской истории и в период экономического и культурного подъема, и в эпоху упадка история Италии была включена в микросферу коммуны.
Норманнское королевство на Юге
Накануне 1000 г. Южная Италия отличалась от северных и центральных областей Апеннинского полуострова большей территориальной раздробленностью. В то время как Север и Центр были формально объединены в составе Итальянского королевства, Сицилия находилась под властью арабов, Апулией и Калабрией обладала Византия, внутренними и горными областями владели лангобарды, а приморские города добились той или иной степени автономии. Более того, Север и Юг отличали различные формы социальной организации. Тогда как в Итальянском королевстве происходило окончательное утверждение феодальных институтов, на Юге в неизменном виде сохранялись существовавшие прежде формы общественных отношений. Однако в конце XI в. ситуация кардинально меняется. По мере того как в северных и центральных областях полуострова возрастала роль отдельных коммун и феодализм медленно клонился к упадку, Южная Италия и Сицилия, напротив, подчинялись одному королю. Примерно к этому же периоду относится и утверждение на Юге феодальных институтов и сословного строя.