И все же истоки итальянского литературного языка следует искать именно в XIII в. Как известно, пальма первенства принадлежала группе поэтов, собравшихся в первой половине столетия при блистательном дворе Фридриха II Гогенштауфена в Палермо. Среди них были канцлер Пьер делла Винья, «Нотариус» Якопо да Лентини[88], сам Фридрих II с сыном Энцо[89] и др. Практически во всех их сочинениях воспевалась куртуазная любовь, занимавшая центральное место в поэзии Прованса и в творчестве трубадуров. Языком же их произведений был облагороженный сицилийский диалект с известной долей провансальского и латинского влияния.
Во второй половине XIII в. после смерти Фридриха II и поражения его сына Манфреда Швабского признанными литературными центрами стали крупные коммуны Северной Италии — Болонья и в еще большей степени Флоренция. Именно в этих городах благодаря творчеству Гвидо Гвиницелли, Гвидо Кавальканти, Чино да Пистойи и, наконец, Данте Алигьери расцвела поэтическая школа «сладостного нового стиля» (dolce stil nuovo). Ее новизна по сравнению с сицилийской школой заключалась как в рафинировании лингвистического инструмента, так и в обогащении поэтического содержания, в котором помимо темы любви и воспевания женщины появились и серьезные философские мотивы. Все это способствовало созданию более богатого, гибкого и выдержанного вольгаре.
Возникновение манифеста нового языка и новой литературы связано с именем Данте. В трактатах «Пир» и «О народном красноречии», написанных в 1304–1307 гг., он пришел к выводу, что «славный вольгаре» (народная речь), в формирование которого внесли вклад поэты сицилийской школы и «сладостного нового стиля», может быть использовано для воспевания «трех предметов»: спасения, любовного наслаждения и добродетели — и ближайшим образом к ним относящихся, таких, как воинская доблесть, любовный пыл и справедливость.
Призванное утолить жажду знаний неграмотных и не имевших возможности посещать школу людей, народная речь Данте было очищена от диалектальных налетов, наделена строгой грамматической и синтаксической структурой и стала в высшей степени литературным языком. Именно в его формировании итальянские мыслители, и прежде всего Данте Алигьери, видели свою задачу. Если бы в Италии возник curia regis[90] наподобие того, который существовал в Германии, писал он, народная речь стала бы языком ученых и придворных. Далее, предупреждая возражения о том, что в Италии такого двора или aula[91] нет, Данте выдвигал следующий аргумент: хотя Апеннинский полуостров и не объединен под властью единого государя, curia все равно существует, «ибо у нас есть двор, пусть и не находящийся в одном месте». В самом деле, кто же, как не интеллигенция, мыслители и писатели, рассеянные по всему полуострову, были сановниками этого идеального дантовского двора? Итак, процесс формирования если не национального, то общеитальянского сознания начался на литературной почве, и его вдохновителями были интеллектуалы. По мере того как эти люди осознавали свое предназначение и принадлежность к кругу избранных, они открывали, что область их творчества ограничена определенным типом сообщества, и это — итальянское языковое сообщество, койне, с присущими ему развитием социально-экономических связей, враждой гвельфов и гибеллинов, с его городами, римским правом и культурой. Эта идея получила наиболее яркое выражение у Франческо Петрарки (1304–1374). Италия для него — страна, окруженная морем и Альпами, а итальянцы — законные наследники римлян: sumus non graeci, non barbari, sed itali et latini[92].
Суммируя сказанное, следует отметить, что в разнородном и полицентричном обществе Италии в эпоху коммун интеллектуалы были тем единственным сословием, которое обладало, пусть и в зародышевой форме, национальным самосознанием. Другими словами, зарождение общеитальянского самосознания связано с возникновением этого нового сословия и с определением им своего предназначения. Достаточно вспомнить, какое место занимает язык Данте не только в истории литературы, но и в целом в истории итальянского общества.
88
89