Однако эти процессы не обошли и деревню. По свидетельству хрониста Маттео Виллани (его подтвердили современные исследователи флорентийского контадо), крестьяне предпочитали обрабатывать более плодородные почвы и покидали земли, которые, по их мнению, уже исчерпали свои возможности. Последствия этого процесса проявились на всем Апеннинском полуострове, но с особенной остротой они дали о себе знать на Юге и на островах. Таким образом, в Италии тоже были свои villages désertés[100] и Wüstungen[101]. Действительно, именно в XIV в. начался процесс запустения и упадка, в результате которого целые регионы с высокой плотностью населения и обрабатываемыми землями превратились в последующие века в царство болот и малярии. Эта участь постигла римскую Кампанию и сиенскую Маремму, которые в последние десятилетия XIV в. лишились 80 % населения. Впоследствии в интересах развития сукноделия и получения шерсти-сырца многие из заброшенных земель отводились под пастбища для перегонного скота. Заметим, что знаменитый пункт по перегону овец, основанный в Фодже в середине XV в., был далеко не первым: подобные пункты уже существовали в Сиене около 1402 г., а в Риме — примерно в 1419 г. К концу XIII — началу XIV в. и большая часть пизанских земель была отведена под пастбища для овец, в результате чего постепенно пришла в упадок применявшаяся техника дренажа и орошения полей. В начале XV в. Пизу со всех сторон осаждали болота и малярия. Кроме того, над городом постоянно довлела угроза наводнения: его гавань разрушали обломки горных пород, скапливавшиеся в порту во время обильных разливов р. Арно. И это далеко не единственный пример того, до какого упадка смог довести некогда процветающий регион кризис общественных отношений. Данное явление затронуло в той или иной мере практически все города и области Апеннинского полуострова, и должны были пройти годы, если не десятилетия, прежде чем эти раны затянулись.
После страшной эпидемии чумы 1348 г. на Италию обрушилась еще не одна волна эпидемий, попеременно бушевавших в каждом из ее регионов. Долгое время чума наводила ужас на города, страдавшие отныне от хронической нехватки съестных припасов.
Глубокие потрясения, обрушившиеся в XIV в. на итальянское общество, повлекли за собой кардинальные изменения не только в его продовольственном и экономическом положении, но и в общественно-политической структуре. С этой точки зрения история полуострова в тот период имеет много общего с историей других регионов Европы. Подобно фламандским городам и Парижу времен Этьена Марселя[102], итальянские города стали в эти десятилетия ареной многочисленных народных бунтов и выступлений. Наибольшую известность получило восстание чомпи 1378 г., о чем пойдет речь далее. Вместе с тем семью годами раньше, в 1371 г., подобные волнения произошли в Перудже и Сиене. В ряде регионов вспыхивали мятежи и крестьянские войны, не уступавшие по своему размаху французской Жакерии и восстанию Джона Болла[103] в Англии. К их числу следует отнести народное движение в Калабрии против Арагонской династии, к истории которого мы еще вернемся. Кроме того, около 1385 г. крупные восстания вспыхнули в Пармской области, а приблизительно в 1455 г. — в окрестностях Пистойи.
Постепенно кризис охватил и верхи общества, и к недовольству, зревшему в его низших слоях, прибавлялись тяготы и лишения, с которыми были вынуждены столкнуться привилегированные сословия, также ощутившие на себе бремя кризиса. На Юге и в ряде других областей, где существовала феодальная знать, она не замедлила дать выход своей ярости в анархию и авантюризм по поводу обнищания и люмпенизации, на которые ее обрекало резкое снижение ренты. В целом же в Италии кризис господствующих сословий, хотя и имел более мягкие формы, повлек за собой серьезные последствия. Формулируя их в нескольких словах, скажем, опираясь на изложенные выше соображения, что эпоха кризиса XIV–XV вв. разбудила и укрепила в итальянских торговцах и бюргерах так называемую «душу» рантье, присутствовавшую в них с незапамятных времен. Вложения в ценные бумаги и недвижимость, будь то земля или жилые дома, все чаще представляются им единственным способом защитить себя и богатства, нажитые путем контрабанды и спекуляций, от ударов судьбы и случайностей. Так в городах возникают первые фамильные дворцы, а в деревнях — первые виллы. Для нас эти виллы и дворцы свидетельствуют главным образом о высоком уровне цивилизации и художественном вкусе человека той эпохи, тогда как для строителей этих зданий они были прежде всего «капиталовложением», или, как было сказано выше, conspicuous investment[104]. Далеко не всегда и вовсе не обязательно капиталовложения в недвижимость сопровождались параллельным сокращением инвестиций в торговую и производственную сферы. Иногда случалось как раз обратное: чем опаснее и рискованнее оказывались сделки и спекуляции, тем популярнее становились доходные и казавшиеся надежными вложения в недвижимость. Ни у одной семьи не было такого пристрастия к строительству и такого опыта возведения зданий, как у семьи Медичи — самых предприимчивых банкиров за всю историю Италии. Спекуляция и строительство каменных домов — эти два явления неразлучны на протяжении всей итальянской истории от эпохи коммун до наших дней.
102
103