Генриху Робертовичу были неприятны эти разговоры и он не видел никакой катастрофы, ибо проработал в театре не один десяток лет и видел всякое, но и возразить заведующему труппой было нечем – дисциплина в театре и впрямь хромала. Причем хромала на обе ноги и иногда просто-таки падала. Но на помощь ему пришла Вероника Витальевна, которая хоть и не претендовала на решение кадровых вопросов в театре, но сейчас, абсолютно к месту вспомнила, что увольнение и прочие кары для работников театра – это, все-таки её прерогатива.
– Подождите, Иван Яковлевич. – сказала она мягко но веско. – Давайте не будем горячиться. С Анечкой Киреевой я поговорила, она уже принесла свои извинения и конфликт можно считать улаженным тем более, что она не попала. Тихомиров о съемках давно предупредил и обговорил это и со мной, и с Генрихом Робертовичем и мы считаем, что пусть он едет сниматься – это принесет пользу театру. А Николай Андреевич… Ну, в первый раз что ли? Тем более, что спектакль прошел очень хорошо.
Иван Яковлевич хотел бы возразить, но побоялся. Он тонко чувствовал, когда стоит возражать начальству, а когда это делать было опасно и по глазам директора театра понял, что она имеет аргумент, который сведёт на нет весь пафос его выступления.
– И наконец, – продолжала Вероника Витальевна. – Щипцы, пьянство Николая Андреевича, съемки Тихомирова – это, в конце концов, внутренне дело театра. А вот увольнение двух актеров плотно занятых в репертуаре – это уже ЧП. И если про это ЧП узнают в департаменте … – она выразительно приподняла брови. – То могут начаться вопросы. Плюс, их надо будет заменять, а заменить их быстро не получится. Мы, знаете ли не в Москве и к нам народ не рвется. А если и приезжают, то им требуется жилье. Это все потребует времени, а у нас сейчас не та ситуация. У нас, я вам хочу напомнить – ремонт. И мы с Генрихом Робертовичем в мэрию ходим, как на работу и этот скандал совсем будет не кстати.
Конечно, все эти аргументы были обращены скорее не к заведующему труппой, а к главному режиссеру, который никого увольнять и не собирался. Но и Ивану Яковлевичу намекнули, чтобы он оставил все свои надежды на месть за разобранную машину и не вздумал поднимать шума, который может негативно отразиться на репутации театра и его добрых отношениях с департаментом культуры. И как не хотелось старому работнику культуры вставить какое– нибудь колкое замечание о слишком лояльном отношении директора к некоторым актерам, о недопустимости потворствовать своим любимчикам, но сделать он этого не рискнул, потому что тоже работал в театре не первый год и за место свое держался крепко.
– В самом деле, – заговорил наконец главный режиссер. – Что, собственно, произошло? Два актера поспорили на репетиции, наставили друг другу синяков. Я не собираюсь этим заниматься. Объявите выговор, наконец, если считаете нужным. Хотя я большой проблемы не вижу. Они взрослые люди, пусть сами разбираются.
И приняв решение, Генрих Робертович, вновь вернул себе хорошее настроение.
– Вы знаете о чем я подумал? – спросил он, обращаясь к заведующему труппой и директору. – Думаю, что нужно ставит Два Брата Лермонтова. Обязательно нужно. И раз Тихомиров уезжает на съемки, то на главные роли назначать этих двух дебоширов.
От этого заявление настроение Ивана Яковлевича совсем испортилось.
Глава восьмая
В это же примерно время, в кафе Г'Раф входил молодой человек. Человек был высок ростом, широкоплеч, хорош собой и единственное что его портило – это пренеприятный синяк на левой скуле, который он пытался прикрыть солнцезащитными очками. За столиком в углу его ожидал другой. Он был старше, волосы его были тронуты сединой, а лицо украшала распухшая губа. Как ты уже догадался, мой читатель, в заведении братьев Погосян встречались Руслан Алексеев и Антон Андреев.
– Ты обалдел так лупить? – спросил Руслан, присаживаясь за столик и снимая очки.
– Сам дурак. – возразил ему его товарищ. – У меня, между прочим, зуб теперь шатается.
– Ладно, главное, что нам поверили. А зуб на месте и слава Богу. Ты заказал уже чего-нибудь?
– Закажешь тут… – пробурчал Антон, кивая на раскрытое меню. – Цены же бездуховные. Зачем мы здесь-то встречаемся? Увидят же.
– Не должны. Я потому и решил здесь поговорить, что наши актеры сюда не заглядывают – дорого, муж Вероники в отъезде, а ни она сама ни Генрих без него сюда не пойдут – брезгуют. Но на всякий случай переберемся в отдельный кабинет.