На следующий день ранним утром большая толпа марокканских репатриантов окружила полицейский участок в Вади-Салиб, требуя “отмщения”. Сначала полиция позволила провести демонстрацию, но беспорядки продолжались в течение всего дня. Тогда около шести вечера полицейские решили навести порядок и разогнали толпу. При этом тринадцать полицейских и двое жителей были ранены, по большей части камнями, которые бросали с крыш. Было арестовано 32 человека. В Нижнем городе толпа нанесла серьезный материальный ущерб: были сожжены машины, разгромлены двадцать магазинов и кафе, а также клубы партии Мапай и Гистадрута. Сообщения о беспорядках появились на первых страницах всех газет страны. Стало совершенно ясно, что речь идет о своеобразном массовом акте протеста восточной общины и что он имеет значительно более серьезную подоплеку, чем обычная пьяная драка в баре.
Несколько дней спустя правительство назначило независимую комиссию для расследования глубинных причин, приведших к беспорядкам в Вади-Салиб. Комиссия заслушала свидетелей, и один из них, Давид Бен-Харуш, представил вниманию общественности список случаев индивидуальной и коллективной дискриминации. Он сам прибыл в Палестину из Марокко в 1947 г. и служил в Армии обороны Израиля в годы войны. После демобилизации он начал поиски жилья и вскоре убедился, что правительственные организации и Еврейское агентство приберегают лучшие дома для репатриантов из стран Европы. Ему, таким образом, пришлось поселиться в лачуге в Вади-Салиб. Со временем он нашел работу в полиции; однако обязанности полицейских из стран Востока сводились лишь к охране. В конце концов Бен-Харуш уволился из полиции и открыл небольшое кафе в Хайфе, куда ходили только выходцы из стран Северной Африки. “И вы еще спрашиваете, есть ли несправедливость в этой стране! — воскликнул Бен-Харуш. — Выходец из Северной Африки всегда в конце списка — куда бы он ни обратился: в Управление по делам развития, муниципальный совет, Еврейское агентство, благотворительную организацию для пожилых людей. Везде и всюду все лучшее получают репатрианты из Европы”.
Страстное выступление Бен-Харуша поддержали другие свидетели. Один из них, также выходец из Северной Африки, утверждал, что учеба в школе — это исключительно привилегия европейцев. Была названа незначительная доля восточных репатриантов в старших классах и постыдно высокий коэффициент отсева. И отмечено, что нет никаких признаков того, что ситуация изменится — а если она и изменится, то лишь в худшую сторону. Увеличение общего числа репатриантов в стране побуждает школьную администрацию ужесточать отбор принимаемых учащихся. Первыми кандидатами на отсев являются дети с недостаточным культурным кругозором или с низким коэффициентом умственного развития — как правило, ими оказываются выходцы из стран Востока. Все эти факты хорошо известны всем, и в первую очередь самим репатриантам из Северной Африки. Но у них нет своих газет, нет своих представителей в кнесете, нет никаких способов выразить свое мнение. Вот они и сидели в бессильном молчании. Пока не случился этот инцидент в Вади-Салиб.
Комиссия опубликовала свой отчет в августе. Он не был таким острым, как ожидалось. Там не говорилось достаточно подробно ни об ограничивающих факторах, характерных для марокканской общины, ни о том, что органы власти редко склонны предоставлять североафриканцам равные с прочими возможности. Возможно, чиновники-бюрократы не выдержали накала ежедневного общения с новыми репатриантами. Но вполне возможно также, что они, как и многие другие израильтяне, утратили тот идеализм, который был присущ евреям в дни, предшествовавшие созданию государства. Ведь после 1948 г. для того, чтобы получить жилье, продукты питания и работу, приходилось все чаще пользоваться покровительством и политическими связями. У ашкеназов эти связи были. У сефардов — нет. И потому последние нередко получали такую работу, где они не могли составить конкуренцию выходцам из Европы.
С другой стороны, в отчете справедливо отмечалось, что с момента прибытия в Израиль североафриканцы были подвержены целому ряду серьезных психологических потрясений. В репатриантских лагерях они столкнулись с ситуацией, отмеченной противостоянием между евреями Европы и Магриба, а впоследствии они обнаружили, что такое же противостояние существует и в обществе в целом. Европейцев буквально преследовал страх “левантизации”. Согласно их нормам и критериям, отсталые восточные люди подлежали “реформированию” — то есть “очищению от примеси ориентализма”, как писала в сентябре 1950 г. газета Давор, орган Гистадрута. Идея “реформирования примитивных личностей”, преобразования их согласно европейской модели, являлась доминирующей тенденцией израильских попыток приобщения репатриантов к новой культуре в ходе иммиграционного процесса, начавшегося после 1948 г. (Глава XVIII). Все это вызывало и негодование, и обиду выходцев из стран Востока. Как писал в 1959 г. в одной из израильских газет некий еврей из Индии, “мнение, будто бы западная культура и цивилизация выше, чем “летаргическая” и “сонная” цивилизация Востока, все еще разделяется многими мыслящими израильтянами. Они, очевидно, полагают, что европейская культура — это “плавильный котел” и все прочие культуры должны в нем раствориться”.