Нельзя сказать, что результаты этой программы были вовсе незаметными. В 1951/1952 учебном году только 42,8 % детей в возрастной группе 1417 лет продолжали учебу в средней школе, тогда как в 1964/1965 учебном году эта доля составила 63 %. Однако лишь 16 % из этого числа получили аттестаты зрелости с отметками, дающими право на продолжение учебы в высших учебных заведениях. Как и следовало ожидать, лишь 8 % детей из восточных семей вообще получили аттестаты зрелости. К 1966 г. выходцы из стран Востока составляли 51 % студентов израильских колледжей, но всего 13 % студентов университетов. Возможно, лучшим результатом энергичных усилий государства в области образования в 1960-х гг. следует считать стабилизацию разрыва между учащимися из восточных и европейских семейств и даже наметившуюся тенденцию к сокращению этого разрыва.
В области экономики также обозначился определенный прогресс. По инициативе правительственных учреждений обеспечивались — а иногда и искусственно создавались — рабочие места, в частности, для неквалифицированных работников из стран Востока (в рамках коммунальных проектов и в районах развития). К этому времени некоторое количество евреев — выходцев из восточных стран (главным образом, из Египта и Ирака) начало занимать должности в среднем управленческом звене. Никто из восточных евреев еще не достиг высших командных должностей в Армии обороны Израиля, однако к 1971 г. они уже составляли почти половину унтер-офицеров и успешно продвигались по службе вплоть до звания капитана. Но самое главное: экономический разрыв между восточными и ашкеназскими семьями стал уменьшаться. Действительно, средние доходы восточных семей все еще составляли 70 % от доходов ашкеназских семей, но реальные доходы самых бедных слоев населения увеличились на 35 %, тогда как рост доходов всего населения составил 26 %.
Эти обнадеживающие данные не отражали общей картины положения дел в национальной экономике. Хотя выходцы из стран Востока составляли 24 % всей рабочей силы страны, их доля (по состоянию на 1969 г.) в категории работников интеллигентного труда или свободных профессий составляла всего 16 %, а в категории служащих —19 %. Их семьи были более многочисленными, чем семьи европейских евреев, и потому доход на каждого члена семьи был ниже. Пропасть между этими двумя группами была особенно заметна при сравнении их жилищных условий. К 1967 г. 120 тыс. семейств, или 20 % еврейского населения страны, ютились в третьеразрядных жилищах, а то и просто в трущобах, — и 83 % из них были семьями репатриантов из стран Востока. В 1965 г., сознавая всю ту социальную опасность, которую несет с собой упадок городов, кнесет принял закон о расчистке и восстановлении городских районов, согласно которому трущобы трех основных городов страны подлежали сносу, а их обитателям предоставлялось либо альтернативное жилье, либо денежная компенсация. Однако реализация этой программы фактически не началась до Шестидневной войны, а впоследствии ее осуществление велось весьма медленными темпами, ввиду роста расходов на оборонные нужды. Так, в 1969 г. плотность проживания у 83 % ашкеназских семей была менее двух человек на комнату, и это при том что такой же уровень плотности проживания был достигнут лишь для 49 % восточных семей.
Разрыв между двумя общинами, хотя и уменьшавшийся в некоторых сферах, но, безусловно, так и не ликвидированный до конца, продолжал оставаться основным источником недовольства выходцев из восточных стран. К 1967 г. большинство из них жило в Израиле уже около 15 лет — то есть их вряд ли можно было назвать новичками или неопытными людьми. Подобно арабам, они оценивали свои достижения, исходя в первую очередь не из своего прежнего состояния, а сравнивая с достижениями других — в данном случае ашкеназов. Будучи не в состоянии достигнуть того же уровня, они пребывали в уверенности, что и сейчас, в 1960-х гг., точно так же, как в 1950-х гг., всему виной социальная дискриминация. Впрочем, нельзя сказать, что они были полностью неправы, делая такие выводы. Даже у видных лидеров страны порой невольно вырывались фразы, свидетельствующие о наличии этнических предубеждений. Аба Эвен, в бытность свою на посту министра просвещения, как-то сказал, что “половина населения Израиля происходит из стран, где — в силу увядания исламской культуры — отсутствуют как традиции, так и навыки деятельности в сфере образования”. Голда Меир как-то заявила, причем публично: “Сможем ли мы когда-нибудь поднять этих репатриантов до приемлемого уровня?” Президент Израиля Бен-Цви, специалист в области еврейской истории стран Востока, писал в своей книге “Изгнанные и вернувшиеся” о “потерянных и незадачливых коленах Израилевых”. Затяжная нелюбовь европейских евреев к восточным порой принимала крайние формы. Так, Калман Кацнельсон в своей книге “Ашкеназская революция” (1964 г.) позволил себе заметить, что “восточные сефарды” ненавидят ашкеназских евреев и нередко высказывают сожаления по поводу того, что Гитлер не покончил с ними со всеми раз и навсегда. До середины 1960-х гг. в израильских школьных программах говорилось в основном об ашкеназском культурном наследии, и учебные курсы были посвящены истории и литературе европейского еврейства.