Улучшение отношений с Германией
Ни в какой стране мира, кроме Израиля, процесс Эйхмана не вызвал столь значительной реакции, как в Германии. Первые послевоенные процессы над нацистскими преступниками, проходившие на немецкой земле, уже начали сглаживаться в памяти. Несмотря на то что факт похищения Эйхмана был воспринят в Германии негативно, большинство населения, безусловно, было против того, чтобы судить его в Германии и вновь возвращаться ко всем ужасам войны. Аденауэр подошел к решению этого вопроса с чисто формальных позиций, заявив, что “Эйхман не является гражданином Германии, и потому у нас нет перед ним никаких обязательств”. Но вместе с тем канцлер ненавязчиво напомнил израильтянам о значительной финансовой помощи, которую те получают от ФРГ, и добавил, что “политика доброй воли — дело взаимное”. Это было выражением более чем очевидного намерения послевоенной Германии отмежеваться от гитлеровского прошлого, а также, возможно, и отвлечь внимание от многих бывших нацистов, работавших на различных уровнях западногерманской административной системы. Канцлер прямо попросил “своего друга Бен-Гуриона” проявить великодушие к немецкому народу. Ответ израильского премьер-министра был вполне благожелательным. Он сделал специальное заявление относительно того, что в Израиле проводят различие между Эйхманом и народом нынешней свободной Германии. “Мое мнение о сегодняшней Германии неизменно, — подчеркнул Бен-Гурион. — Там больше нет нацистов”. И Аденауэр, и немецкий народ с благодарностью восприняли это заявление. В дальнейшем практически никто не возвращался к обсуждению ни суда над Эйхманом, ни его казни. Три ведущие политические партии ФРГ сошлись во мнении, что правосудие свершилось.
Однако для немецкой молодежи процесс Эйхмана стал ужасающим откровением. В материалах суда они находили ответы на те вопросы, которые отказывались обсуждать с ними их родители. Следя за ходом процесса по газетам и по телевизионным передачам, они узнавали правду о том, что было содеяно их страной. Полные раскаяния, тысячи молодых немцев обращались к израильскому правительству с просьбой дать им возможность поработать на благо Израиля, чтобы искупить вину немецкого народа. Немцы более старшего поколения вдруг ощутили, что им проще говорить про Израиль и даже общаться с израильтянами, нежели смотреть в глаза тем немецким евреям, которые выжили в годы Катастрофы и живут с ними по соседству. Стало чуть ли не модным восхищаться Израилем, восхвалять достижения израильтян, поощрять поездки молодых людей в эту страну. И немецкая молодежь активно посещала Израиль — 20 тыс. человек за период 1961–1967 гг., кто-то в составе групп, кто-то в одиночку. Многие приезжали поработать в кибуцах или в рамках проектов, реализуемых в городах развития. Всем им очень хотелось ощутить тот дух, благодаря которому евреям удалось справиться со своими врагами, превосходящими их в численном отношении, и который сделал возможным поимку Эйхмана. По иронии судьбы процесс Эйхмана способствовал росту взаимопонимания и улучшению взаимоотношений между немцами и израильтянами.
Что же касается процесса сближения между правительствами двух стран, то он начался, разумеется, намного раньше, с подписанием соглашения о репарациях (Шилумим). По настоянию Бен-Гуриона были приняты соответствующие меры для того, чтобы поднять это чисто финансовое соглашение до уровня дипломатических отношений. И хотя “Доктрина Хальштейна” (Гл. XVI. Некоторые итоги) препятствовала такому развитию ситуации, Бен-Гурион не намерен был опускать руки. Тем или иным образом, но Израиль должен был найти выход из международной изоляции. В ходе Синайской кампании и в последующие годы стало ясно, насколько неразумным было бы полагаться исключительно на помощь США или любой другой отдельно взятой страны — даже Франции. В Вашингтоне Аба Эвен попросил Даллеса использовать свое влияние и обсудить с Аденауэром возможности установления дипломатических отношений. Даллес согласился, но его усилия ни к чему не привели. Арабские послы немедленно выступили с предостережениями, что правительства их стран отреагируют на союз между ФРГ и Израилем, установив дипломатические отношения с ГДР. Таким образом, “Доктрина Хальштейна” продолжала оказывать свое действие. Тут Бен-Гурион решил прислушаться к мнению Переса и его коллег, которые утверждали, что следует сосредоточить усилия на “практическом” сотрудничестве с Германией, особенно в экономической сфере, где ФРГ в значительной степени превосходила Францию.