Первоначально руководство восстанием захватили представители креольской верхушки, чтобы направить его в определенное русло и не дать перелиться «через край». Центральную хунту возглавил богач Хуан Франсиско Бербео. Он выступал лишь за некоторую либерализацию колониальных порядков, но под давлением бедноты был вынужден занять более активную позицию и отдать приказ о наступлении на столицу. Четырехтысячная армия восставших двинулась на Санта-фе-де-Богота. Ее столкновения с небольшими отрядами королевских солдат не только заканчивались победой комунерос, но и зачастую братанием со «стражами короны».
В мае армия Бербео{37} подошла довольно близко к столице и расквартировалась в местечке Сипакира{38}. Узнав об этом, Гутьеррес де Пипьерес бежал из Санта-фе-де-Богота в Картахену{39}. Столичный кабильдо постановил снизить налоги в городе, дабы предупредить выступления неимущих слоев и исключить возможность их объединения с повстанцами. Большие надежды в деле умиротворения последних власти возлагали на креольских руководителей комунерос. И, как оказалось, не напрасно: прибывший в Сипакира архиепископ Кабальеро убедил Бербео отказаться от намерения захватить столицу. Несмотря на огромный численный перевес повстанцев — столичный гарнизон насчитывал только 700 человек{40}, их вожаки заколебались. Правда, узнав о бегстве наместника, Бербео направил в погоню за ним отряд в 25 всадников под командованием капитана Хосе Антопио Галана{41}.
Преследуя Гутьерреса, отряд Галана одержал ряд побед над испанскими солдатами и захватил несколько населенных пунктов, где к нему присоединилось местное население. В местечке Альто-дель-Робле Галан отбил большой обоз с оружием, следовавший в столицу. В поместье Мальпасо народный предводитель объявил свободными рабов. Весть об этом разнеслась по всей округе. Значительно выросший отряд Галана действовал теперь на весьма обширной территории.
К восстанию комунерос стал присоединяться многочисленный трудовой люд колонии. Все более активное участие в движении начали принимать индейцы. Так, в небольшой деревне Силос, близ города Памплона, собравшиеся на сходку общинники не только решили включиться в движение, но и заявили о добровольном подчинении вождю перуанских индейцев Тупак Амару, восстание под предводительством которого (1780–1781 гг.) охватило огромную территорию в соседнем вице-королевстве Перу{42}. Около 10 тыс. индейцев провозгласили сорокалетнего касика Амбросио Писко{43} «правителем» района Чиа и Боготы. Писко привел следовавших за ним людей под знамена Бербео. В ряде мест последовали восстания рабов, захват латифундий.
Размах движения начал пугать Бербео и его единомышленников, и они решили пойти на переговоры с властями. В начале июня между Бербео и представителями властей были подписаны «Условия капитуляции», в которых, между прочим, испрашивалось у испанского монарха прощение за восстание. Документ содержал серьезные уступки повстанцам. Наряду с экономическими (отмена налогов, связанных с содержанием Карибского флота, на табак и другие производимые в колонии товары) удовлетворялись и некоторые требования социально-политического характера, в частности выдвигавшиеся индейским населением. Одно из них практически было направлено против неограниченной власти Мадрида и формулировалось следующим образом: «Впредь не направлять из Испании наместников типа Гутьерреса де Пиньереса, которые выжимают из населения все соки с помощью грубого обращения и деспотического произвола»{44}. Сохранялись ранги и воинские звания, присвоенные комунерос в ходе восстания, им разрешалось собираться поротно для проведения военных занятий. Родившихся в Новой Гранаде позволялось назначать на все высшие военные должности.
8 июня 1781 г. в Санта-фе-де-Богота состоялось юридическое оформление подписанного документа. Вечером того же дня архиепископ отслужил в кафедральном соборе торжественную мессу. «Условия капитуляции» были скреплены авторитетом земной и небесной власти. Однако мало кому было тогда ведомо, что документ становился законом лишь после его «высочайшей апробации» вице-королем Флоресом.
15 июня стало известно, что последний отклонил «Условия капитуляции». Вскоре были восстановлены все налоги и контрибуции. В населенные пункты — очаги восстания — введены войска.
Такие меры вызвали новую вспышку недовольства, не имевшую, однако, серьезных последствий. И причиной тому было не только разочарование. По указанию архиепископа священники в своих проповедях уговаривали прихожан оставаться дома. Да и гарнизон Санта-фе-де-Богота получил ощутимое подкрепление из Картахены.
И все же нашлись люди, не пожелавшие мириться с создавшимся положением. Они и объединились вокруг Галана и сформированной им небольшой повстанческой армии. На этом этапе в движении комунерос уже не участвовала креольская верхушка.
Основу политической программы вождя комунерос составляли идеи уравнительства. Он раздавал трудовому люду имущество крупных чиновников и латифундистов, провозгласил отмену рабства. Галан сурово наказывал за воровство и грабеж. «Мы сражаемся не ради воровства, а за свободу!» — повторял он. Девизом комунерос становится лозунг «Союз угнетенных против угнетателей!» Они используют партизанскую тактику, действуя в центральном районе, а также в некоторых западных провинциях. К ним присоединяются жители ряда областей соседней Венесуэлы.
Напуганные размахом движения, власти отдают приказ об аресте народного предводителя. На поиск Галана отправляется хорошо вооруженный карательный отряд во главе с одним из бывших его сподвижников, предателем Сальвадором Плата. Стремясь любой ценой реабилитировать себя в глазах администрации вице-королевства, Плата долго рыщет по обширной территории, но обнаружить штаб партизан не может. Наконец, путем обмана и подкупа ему удается достичь цели — он узнает место ночлега Хосе Антонио и его соратников.
…Глубокой ночью каратели окружают хижину. В ответ на предложение сдаться Галан и его товарищи открывают стрельбу. Но силы неравны, многие из находящихся в хижине убиты. И раненный в плечо Галан, истекая кровью, выходит из укрытия.
Под охраной Хосе Антонио Галана вместе с другими шестью комунерос и захваченным оружием направили в Сокорро.
Говоря об имуществе пленных повстанцев, колумбийский историк X. Арсиниегас подчеркивает: «Три мула, две лошади, инструмент для чеканки, два пустых сундучка, письма, немного одежды, одиннадцать единиц огнестрельного оружия, одна сабля с серебряной рукояткой и… пятьдесят песо золотом. И этим мизером располагали те, у кого в руках была половина территории страны и муниципальная казна многих населенных пунктов!»{45}
Мы не случайно привели эту цитату. В судебном приговоре, осуждавшем комунерос на смертную казнь, говорилось, что они «украли много золота, серебра, жемчуга и драгоценных камней»{46}. Королевским чиновникам важно было представить вождей восстания в неприглядном свете и навсегда вытравить из памяти народа их имена{47}. После казни Хосе Антонио Галана{48} дом, в котором жила его семья, был сожжен, а место, на котором он находился, перепахано и посыпано солью, дабы ничто там не произрастало.
Остальные комунерос были приговорены к 200 ударам плетьми каждый и каторжным работам в Африке. Оттуда ни один из них не вернулся.
Расправились власти и с индейским «правителем» Амбросио Писко. Правда, отметив в приговоре «отсутствие каких-либо веских мотивов для вздергивания его бренного тела на виселице», судьи, равно как и милостивый монарх, решили заменить смертный приговор пожизненным заточением в подвалах картахенской тюрьмы{49}. Там Писко вскоре и скончался.