Дорога в консерваторию
После операции, когда все связанные с нею опасности оставались в прошлом и мальчик выздоравливал, наступало время начать серьезные и трудоемкие занятия, призванные превратить ничего еще не умеющего ребенка в несравненного артиста, — по крайней мере, на это надеялись все родители и опекуны, отлично сознавая, что сделанный ими необратимый шаг никаких гарантий мальчику не дает. Кастрация была похожа на лотерею, а в лотерее мало кто выигрывает: счастливых победителей восторженно встречали сильные мира сего, а тем временем другие, после операции не преуспевшие, не имели иных перспектив, кроме как грустно пристроиться в церковный хор какого-нибудь захолустного аббатства. Голоса у кастратов иногда бывали просто ужасные, резкие и дребезжащие, — это о них композитор Паизьело говорил, что их кастрировали «в дурную погоду».
У родителей и учителей было теперь несколько возможностей. Прежде всего можно было отдать мальчика вербовщикам, которые по поручению итальянских и иностранных монархов и вельмож ходили по деревням. Не только Неаполь и Рим были тогда блистательными музыкальными столицами, при каждом дворе высматривали юных кастратов, чтобы выучить их и превратить в драгоценнейшие сокровища будуара или капеллы: Турин, Милан, Парма, Модема, Мантуя и Флоренция — все состязались тогда за первенство в искусствах. Вдобавок по стране ходили посланцы иностранных дворов, чтобы завербовать певцов, которых дома найти было нельзя, — немец Немайц сравнивал Италию со складом, откуда каждый тащит к себе нужное количество музыкантов и виртуозов. Курфюрсты Пфальцский, Баварский и Саксонский, прусский король, герцог Вюртембергский — все они содержали роскошные дворы, где важная роль была отведена музыке. Даже русский царь{19} поглядывал на Италию и однажды послал туда графа Петра Голицина с поручением найти и завербовать молодых итальянских певцов. Увы, затея провалилась: никто не желал покидать ласковые тосканские холмы ради морозных невских берегов. Тут, однако, Голицин вдруг получил письмо от Козимо Третьего Медичи, рекомендовавшего ему среди прочих юного Филиппе Балатри — «уже двуполого, то есть сопраниста». Герцог Тосканский признавал, что голос юного кастрата не вызывает пока особых восторгов, но через несколько лет учения он, мол, наверняка понравится царю. Затем Козимо Третий сделал все возможное, чтобы заручиться согласием Балатри-отца, и согласие это получил, так как несомненно использовал для пущей убедительности немалые деньги.
Была у семьи и другая возможность — заключить соглашение с посредником, который возьмется пристроить мальчика либо в музыкальную школу, к одному из ведущих учителей, либо в дом какого-нибудь высокопоставленного покровителя. В середине XVII века, например, таким покровителем был кардинал Гонзага, собиравший у себя маленьких певцов, называвшихся в Италии puttini castrati — «кастраты-ангелочки», — а помогал ему в этом деле более опытный кастрат. Проезжая по Тоскане, шведский путешественник Грослей узнал о настоящей тайной торговле, раскинувшей свои сети по всей Италии. Вот что он пишет: «Об этом странном товаре нам стало известно во Флоренции, хотя уяснить подробности предприятия мы тогда не могли. Хозяин нашей гостиницы уехал в Рим с юношей, коего с детства готовил к музыкальной карьере, доставив ему необходимое для оной образование, хотя не прежде, чем вынудил подвергнуться принятой в таких случаях операции. Взял ли он мальчика из приюта для подкидышей, соблюдая все правила, установленные подобными заведениями, когда оттуда забирают воспитанника — сироту или незаконнорожденного? Купил ли он его у родителей? Намеревался ли он в Риме его продать или только пристроить к месту, пусть с условием, что получит долю в прибыли, включая возмещение прежних издержек и, в частности, страховую премию? Нам этого узнать не удалось, однако и узнанного было довольно, чтобы подивиться, что в христианской стране существует этот род торговли»1".