По утверждению западных экспертов ежегодно ПГУ КГБ предоставляло 25–40 тысяч «информационных отчетов» и 12–13 образцов зарубежной техники, большинство из которых было запрещено ввозить в соцстраны. В 1986 году стоимость этого оборудования оценивалась в 550 млн. рублей, а в 1988–1989 году этот показатель возрос до одного миллиарда. Также иностранные эксперты утверждают, что при создании 150 систем советского оружия незаконно использовались западные разработки…
Однако сухие строчки официальных документов не могли отразить происходящих в центральном аппарате ПГУ КГБ процессов. Постепенно на смену руководителям-профессионалам, начинавшим свою карьеру с рядовых должностей, приходили бывшие комсомольские и партийные функционеры.
По утверждению одного из ветеранов внешней разведки: «С приходом к руководству ПГУ Владимира Крючкова вмешательство партийных органов в дела разведки усилилось.
Памятник погибшим разведчикам на территории штаб-квартиры отечественной внешней разведки в Ясеневе
Это выражалось в том, что ряды профессионалов периодически «укреплялись» партийными кадрами. В результате ключевые посты в главке занимали бывшие комсомольские и партийные функционеры, а кадровые офицеры отодвигались на второй план. Разве не обидно было рядовому оперу, когда какой-нибудь комсомольский вожак в одночасье получал майорское звание и должность помощника начальника отдела, а ему самому удавалось добиться этого статуса только после 15–18 лет тяжелой службы? Всякого рода поблажками пользовались во внешней разведке и протеже партийных толкачей».[158]
К сожалению, среди них не было новых Павлов Фитиных (руководил внешней разведкой на протяжении всей Великой Отечественной войны, занял этот пост почти сразу же после прихода на Лубянку) и Юриев Андроповых. Большинство лишь исполняли указания вышестоящего начальства и пресекали всякую инициативу подчиненных.
В качестве примера можно вспомнить такой эпизод. В середине восьмидесятых годов прошлого века в конференц-зале на восемьсот мест штаб-квартиры советской внешней разведки прошла очередная партийная конференция. В президиуме сидели руководители разведки и курировавший ее представитель ЦК КПСС. Энергичный в «показухе», очередной начальник Управления «Т» (научно-техническая разведка), но не ее истинный руководитель, бодро докладывал о достижениях. Отчитываться было о чем. Но почему-то он особо выделил работу над спецзаданием ЦК партии по добыванию технологии производства высококачественного мороженного.
Подуставшие от пустых речей разведчики дремали или негромко обсуждали свои дела. После сообщения об успешном выполнении «спецзадания по мороженному» зал разразился неистовыми аплодисментами…[159]
Несмотря на «застой» в центральном аппарате, органы госбезопасности продолжали активно действовать и в последние годы существования Советского Союза. Например, директор ЦРУ У. Уэбстер заявил в феврале 1990 года, что КГБ продолжает расширять свою разведывательную деятельность, «особенно в Соединенных Штатах, где возросло число попыток вербовок людей, обладающих техническими знаниями или допущенных к технической информации».
В Западной Европе Управлению «Т» удалось получить данные из Италии по системам тактической радиоэлектронной связи «Катрин», разработанной для НАТО в начале девяностых годов, а также использовать группу западногерманских хакеров для проникновения в базу данных Пентагона и других научно-исследовательских и военно-промышленных компьютерных систем.
В начале девяностых годов сотрудники советской научно-технической разведки упорно пыталась проникнуть в Японию и Южную Корею, сосредоточив все усилия на этом регионе.[160]
Нужно также отметить и другой важный аспект. Несмотря на все катаклизмы в стране сотрудники внешней разведки сохранили доверительный стиль взаимоотношений со своими агентами. В качестве примера можно привести фрагмент перевода опубликованной в газете «Лос-Анджелес тайме» статьи, посвященной разоблаченному советскому агенту — сотруднику ФБР Роберту Хансену.
«ФБР приводит многочисленные письма КГБ и СВР своему агенту. Эти письма демонстрируют психологическую тонкость и удачно симулированное «человеческое участие», которое побуждало Ханссена работать даже тогда, когда он потерял интерес к деньгам. Его кураторы все время говорили, как сильно они от него зависят, и тем самым заставляли Ханссена чувствовать психологическую зависимость от них — весьма изящный ход.
Все это контрастирует с тем, как, судя по множеству опубликованных мемуаров, обращались в ЦРУ с перевербованными агентами КГБ: в лучшем случае — холодно, корректно и бюрократически, в худшем — небрежно до такой степени, что это граничило с безответственностью. Создается впечатление, что у кураторов из ЦРУ очень напряженная частная жизнь и им некогда проводить вечера с эмигрантами; к тому же они полностью сосредоточены на служебных интригах. Ограниченный ханжеский провинциализм кураторов из ЦРУ сделал напряженными отношения с завербованными русскими, которые не могли удержаться от выпивки».[161]
По утверждению журналиста Андрея Угланова, внешняя разведка в сентябре 1991 года получила смертельную рану. Сразу же после путча по указанию Михаила Горбачева была создана «закрытая» комиссия по расследованию деятельности КГБ под председательством Сергея Степашина. Ее основная задача — опрос руководителей подразделений центрального аппарата Лубянки.
«В комиссию начали поступать такие сведения: из секретных НИИ сразу уволились более 400 крупнейших специалистов, работающих на разведку и оборону. За рубежом началось массовое бегство нашей агентуры.
Резидентура западных стран в СССР начала почти открытые попытки вербовки ведущих специалистов разведки и контрразведки.
До 20 % личного состава нашей агентуры за рубежом стали перебежчиками в течение нескольких дней. Работа для них нашлась…»[162]
Следом за агентурой на Запад стали уходить и кадровые разведчики. По утверждению журналиста Александра Хинштейна, только в 1991 году в страну не вернулась шесть «рыцарей плаща и кинжала». На следующий год список перебежчиков увеличился еще на пять фамилий. Потом наступило некое затишье, а затем последовала очередная серия ЧП, связанных с уходом на Запад «коллег» Штирлица. К середине 2002 года число тех, кто перебрался за рубеж на постоянное место жительство, достигло двадцати человек. Среди них десять офицеров, работавших по американской линии в СВР. Это не только действующие офицеры внешней разведки, но и отставники. Последние чуть меньше информированы о текущих делах своего ведомства, зато знают множество старых секретов.
Один из ветеранов КГБ, проработавший много лет в Ясенево, писал: «Отставной сотрудник разведки, приехавший жить в страну оппонента, все равно обречен на сотрудничество с местной спецслужбой. Даже ушедших на покой людей американцы рассматривают как возможные источники информации.
Волей-неволей, их по-любому выпотрошат или создадут такие условия, при которых не останется иного выхода. Единственный капитал бывшего сотрудника спецслужбы — это его память. Он знает имена агентов, он участвовал в разных операциях, хвосты которых могут тянуться до сих пор…».
Могло ли такое произойти в годы существования Советского Союза? Если только в кошмарном сне чекиста. Любая попытка остаться на Западе после окончания срока командировки однозначно расценивалась как измена Родине со всеми вытекающими отсюда последствиями. А после 1991 года к этому стали относиться снисходительно. Захотел чекист пожить за рубежом в качестве частного лица — не проблема. У нас ведь демократия.
Результат такой либеральности Москва ощутила очень скоро, Например, в 1996 году ФБР арестовало своего же сотрудника — специального агента Эрла Питтса, который проработал в этом ведомстве 13 лет. В 1985 году его перевели из отделения бюро в Миссури в нью-йоркское отделение ФБР, но направили не в отдел по борьбе с наркомафией, куда он стремился попасть, а в «группу 19», которая занималась выявлением сотрудников КГБ и ГРУ среди работников консульства СССР в Нью-Йорке и советской миссии при ООН. В июне 1987 года он предложил свои услуги нашей разведке, написав письмо советскому дипломату Роллану Джейкия, которого ФБР считало кадровым сотрудником КГБ. На встречу с «инициативником» он пришел вместе с сотрудником нью-йоркской резидентуры КГБ Александром Карповым. Представив сотруднику ФБР чекиста, «ми-довец» удалился. Тогда никто не знал, что эта встреча станет роковой для «тайного информатора Москвы». Летом 1992 года бывший советник российского постпредства при ООН Роллан Джейкия стал невозвращенцем. В обмен на хорошее отношение к себе со стороны американских властей он «сдал» Эрла Питтса и выступил главным свидетелем в суде.[163] В июне 1997 года Эрла Питтса приговорили к 27 годам тюремного заключения. А Роллан Джейкия получил крупную сумму денег, сменил имя и навечно поселился в США.