Вэнь-ди умер в 157 г. до н.э. Впоследствии он был очень высоко оценен потомками, восхвалявшими его добродетели. Стоит заметить, что достоинства Вэнь-ди хорошо вписывались в традиционные представления о мудром и добродетельном правителе, и именно он был первым из ханьских императоров, которого можно считать образцовым с точки зрения конфуцианства. Это означает, что примерно за треть века ханьский Китай сильно переменился. Скомпрометированный жестокими годами тяжелых экспериментов легизм ушел в прошлое, оставив в качестве Территория империи Хань до завоевательных походов У-ди наследовала централизованную бюрократическую систему и немалое количество связанных с ней институтов. Усилиями конфуцианцев это наследство было серьезно трансформировано и к эпохе Вэнь-ди достаточно легко вписывалось в те воспетые схемами Чжоули патерналистские традиции, которые стали явственно выходить на передний план.
Годы правления сына Вэнь-ди и внука Лю Бана императора Цзин-ди (156-141 гг. до н.э.) были отмечены амнистиями, демонстрировавшими милосердие к падшим. Цзин-ди умиротворял сюнну, гасил мятежи удельных князей, занимался упорядочением администрации, а в своем посмертном эдикте всех пожаловал очередным административным рангом. Важно заметить, что в годы его правления началось планомерное наступление на права удельных князей, земли которых урезались, что подчас служило поводом для мятежей.
Преемником Цзин-ди был его сын и правнук Лю Бана У-ди (140—87 гг. до н.э.). Именно за годы его правления, которое было одним из наиболее долгих и плодотворных в истории Китая, конфуцианство не только окончательно вышло на передний план и стало основой образа жизни китайцев, но и оказалось фундаментом всей зрелой китайской цивилизации. С этого времени, с царствования ханьского У-ди, почти полуторатысячелетний период древнекитайской истории — истории урбанистических государственных образований и складывания цивилизационных основ — завершает свой путь и передает эстафетную палочку истории развитой и сложившейся конфуцианской империи.
Ханьский Китай времен У-ди — это период расцвета еще недавно, чуть более полувека назад воссозданной из руин империи. Земледелие в стране процветало, причем налоги были сравнительно низкими, обычно не более 1/15 части урожая. Правда, они дополнялись подушной податью, а также различного рода отработками и повинностями, но в целом все это было обычно и потому терпимо. Резко увеличилось население страны, достигшее в I в. до н.э. 60 млн. человек. Освоение новых земель дало толчок развитию агротехники, включая пахоту с применением тяглового скота (впрочем, оставшуюся достоянием лишь немногих), а также грядковую систему обработки земли вручную (именно при этом способе обработки крестьяне в подавляющем своем большинстве получали хорошие урожаи со своих полей). Тщательно поддерживались старые и по мере необходимости создавались новые ирригационные системы. В порядке были дороги, а вдоль дорог поднимались новые города, число которых с начала имперского периода истории Китая непрерывно увеличивалось.
У-ди немало заимствовал из легистского опыта, переняв и развив те его стороны, которые оказались жизнеспособными и даже необходимыми для управления империей. Он восстановил учрежденную еще во времена Цинь Ши-хуана государственную монополию на соль, железо, отливку монет и изготовление вина, причем механизмом реализации этой монополии, весьма выгодным для казны, была система откупов. Богатые торговцы и ремесленники из числа зажиточных городских и особенно столичных жителей выплачивали в казну огромные деньги за право заниматься солеварением, металлургическим промыслом, винокурением или изготовлением монет и за получение дохода от всех этих производств. В городах существовали и казенные предприятия, где работали (чаще всего в порядке отработок, т.е. трудовой повинности) лучшие ремесленники страны. Они изготавливали самые изысканные изделия для престижного потребления верхов, а также оружие и снаряжение для армии и многое другое. Все это способствовало развитию хозяйства и увеличению числа частных собственников. Отношение к частным собственникам и особенно к богатым торговцам в ханьском Китае не отличалось от чжоуских времен, хотя и не было столь бескомпромиссным, как в шанъяновском легизме. Богатые торговцы жестко контролировались властью, возможности реализации их богатств были законодательно ограничены, хотя им разрешалось тратить деньги на покупку социально престижного ранга либо определенной — не слишком высокой — должности.
У-ди многое взял от административной системы легизма. Страна была разделена на области во главе с ответственными перед центром губернаторами. Важную роль, как и в Цинь, играла система повседневного контроля в лице облеченных высочайшими полномочиями цензоров-прокуроров. Преступники подвергались суровым наказаниям, нередко их, а то и членов их семей обращали в рабов-каторжников, использовавшихся на тяжелых работах, в основном строительных и горнодобывающих. В целях усиления централизации власти в 121 г. до н.э. был издан указ, фактически ликвидировавший систему уделов — каждому владельцу удела законодательно предписывалось делить свое владение между всеми его многочисленными наследниками, что призвано было окончательно ликвидировать влиятельную прослойку наследственной знати, временами порождавшую мятежи и общую нестабильность в империи.
Будучи сильным и умным политиком, У-ди уделял огромное внимание внешнеполитическим проблемам, главной из которых были все те же сюнну, активизировавшиеся на северных границах. В поисках союзников в борьбе с ними еще в 138 г. до н.э. на северо-запад был послан Чжан Цянь, который вначале попал в плен к сюнну на долгие десять лет, но затем сумел бежать и выполнить возложенное на него поручение. Разведав территорию и изучив народы, обитавшие к западу от сюнну, Чжан Цянь после долгих лет странствий возвратился домой и составил для императора подробный отчет о своем путешествии. Отчет этот, будучи включен в качестве особой главы в сводный труд Сыма Цяня, дошел до наших дней и весьма помогает специалистам, изучающим историю бесписьменных народов, живших к северу от Китая в ханьское время.
У-ди был удовлетворен полученными от Чжан Цяня сведениями. И хотя главной цели — создания коалиции против сюнну — экспедиция не достигла, она дала много материала для оценки политической ситуации на северо-западных границах ханьского Китая. Получив сведения о великолепных даваньских (ферганских) лошадях, У-ди послал военные экспедиции в Ферганскую долину. Кроме лошадей, которые были в результате этого привезены в императорские конюшни, походы на Давань позволили открыть регулярные торговые связи с народами, обитавшими на территории современного Восточного Туркестана. Эти связи, обязанные своим происхождением в конечном счете Чжан Цяню, впоследствии получили наименование торговли по Шелковому пути, ибо из Китая на запад по вновь открытым торговым путям везли преимущественно высоко ценимый там шелк, доходивший транзитом до Рима. Великий шелковый путь с тех пор функционировал веками, хотя и нерегулярно, связывая со странами Запада оторванный от других развитых цивилизаций Китай. У-ди также направлял успешные военные экспедиции на восток, где им была подчинена часть корейских земель, и на юг, в район Вьетнама, где была аннексирована китайцами часть вьетнамских земель.
Успешная внешняя политика У-ди способствовала не столько развитию торговых связей с дальними странами (им в Китае придавали мало значения), сколько расширению территории империи, укреплению ее границ. И во внешней, и тем более во внутренней политике император преследовал цель упрочить фундамент императорской власти и возродить ту славу о великой и процветающей Поднебесной, которая была едва ли не важнейшим элементом высокочтимой китайской традиции. Неудивительно поэтому, что сам У-ди потратил немало усилий для того, чтобы не просто возродить влияние конфуцианства в империи (этот процесс давно и успешно шел после крушения Цинь и без его усилий), но воссоздать новое, имперское, или, как его иногда называют, ханьское, конфуцианство. Принципиальное отличие имперского конфуцианства было не столько в доктрине, которая осталась практически неизменной, сколько в новом подходе к заново сложившимся реалиям, в новом отношении к изменившемуся со времен Конфуция миру. Или, иначе говоря, в большей его терпимости к иным доктринам, тем более поверженным, не выдержавшим испытание историей. И дело здесь не только в синтезе как идее, которая давно уже, веками пробивала себе дорогу. Гораздо важнее был тот самый принцип практической пользы, прагматического восприятия мира, который сложился в Китае во многом под влиянием все того же конфуцианства.